Полицейская киберпантера повернула ко мне голову, отреагировав на резкое движение. Не увидев угрозы, снова замерла.
Мимо торопливо прошел мистер Чапман, директор интерната. Его шаги было слышно издалека – каблуки звонко щелкали по твердому напольному покрытию, будто дамские шпильки. На меня он взглянул мельком – как всегда, с таким видом, будто я взял с подноса последнюю плюшку, на которую он тоже имел планы. Тут же скрылся за дверями.
Похоже, в актовом зале все закончилось. Я коснулся левого запястья, вызывая голографическое меню своего ИЧ – идентификационного чипа. Поле с показателем социального рейтинга до сих пор было неактивным. Выходит, пропустил я торжественное событие. Не нырнул в эту разукрашенную рамку, не получил свою толику жиденьких аплодисментов…
А, плевать.
– Зайди, Террел, – выглянув из кабинета, коротко бросила Джулия.
На этот раз она была без шлема. Под ним оказались модная стрижка – наверху волосы топорщатся острыми двухцветными прядями, черными с полосками серого, на висках же лишь короткий «ершик», в котором пробриты горизонтальные полоски. На левом виске поблескивают пластинки внешних устройств НКИ – нейрокомпьютерного интерфейса. Это имплант, по сути, соединяющий портативный компьютер напрямую с мозгом. Довольно дорогая штука, зато дающая огромные преимущества при выборе профессии.
Странно. Патрульным полицейским НКИ не обязателен. Обычно он встречается у людей куда выше статусом.
А сама офицер, кстати, весьма симпатичная. И молодая, едва ли старше двадцати пяти. Только вот выражение лица слишком уж жесткое, не женственное.
– Побыстрее, пожалуйста, – поторопила она, увидев, что я замешкался.
Я кивнул и проследовал за ней в кабинет.
Когда пытаются узнать человека поближе, обычно интересуются, что он любит. Какую музыку слушает, что предпочитает на завтрак, чем занимается в свободное время.
По-моему, это полная хрень. Хочешь по-настоящему понять человека – узнай, что он ненавидит. Ненависть куда более сильное чувство. Более яркое, живучее, искреннее. Предпочтения легко навязать. Ненависть обычно идет изнутри. Она по-настоящему индивидуальна.
Я, к примеру, ненавижу этот город. И этот убогий интернат. Старое, рассыпающееся от сырости здание в глубине желтой зоны, в затопленном районе у самого побережья. Если выбраться на пожарную лестницу на восточной стороне, можно поплевать вниз, в загаженную морскую воду, колыхающуюся между толстых бетонных свай и почти полностью скрытую слоем плавучего мусора. Серая зловонная громада мусороперерабатывающего завода высится буквально в соседнем квартале. Но, странное дело, его близость лишь увеличивает количество отходов вокруг, хотя должно быть наоборот. Впрочем, чего удивляться. Мусор сюда тащат со всего города, от самой синей зоны, и местный перерабатывают в последнюю очередь. Если до него вообще доходит черед.
А еще я ненавижу этот кабинет, в котором мне доводилось бывать куда чаще, чем хотелось бы. Вид его хозяина, мистера Чапмана, тоже не вызывает радостных чувств. Скользкий тип с зализанными назад блестящими, будто мокрыми волосами, мерзкой щеточкой усов над губой и фигурной, тщательно подбриваемой каждый день бородкой.
Я не боюсь его. Но я не дурак и прекрасно понимаю, что здесь он царь и бог, и от него очень многое зависит. Я даже рад, что обучение закончилось, а значит, и его власть надо мной.
