– Ну иди тогда, а то опять на полтора часа опоздаешь, – отпускаю я известную копушу, а сама прикидываю, чтоб такого надеть, чтобы и задницу не отморозить и ноги показать.
Решаю, что мелочиться нечего, и в ход идет комбез в обтягон. Это у юных девиц есть время на весь этот мешковатый оверсайз, мне надо дичь бить уже на подлете.
Кручусь перед зеркалом. Хороша зараза!
На шабаш я являюсь второй.
Анька уже на месте, и, разумеется, Алки еще нет.
– Я сегодня во все тяжкие, – предупреждает меня работник налоговой инспекции, переживший квартальную отчетность.
– Одобряю и присоединяюсь!
И понеслась!
Все-таки мое поколение в отличие зумеров умеет отжигать. Они сидят по углам, хихикая, тычат в телефоны, снимаю рилсы и сторис, типа как они развлекаются, а сами заняты накладыванием фильтров и сравнением, кто круче выпендрился. Как пить дать, посидят чуток и свалят на съемную хату снимать тик-токи и курить кальян.
Эти домашние бунтари погубили клубную культуру.
Зато у нас есть еще ягоды в ягодицах!
И к моменту, когда наконец является Алка, барушник заполняет уже контингент постарше. Появляются матерые мужики в косухах, шикарные папочки и горячие самцы в поисках дамы на ночь с пятницы на воскресенье.
На танцполе становится тесно.
Просекко играет в крови пузырьками.
Мужики пошли на охоту. Ну это они так думают.
Вот и девчонок от меня оттерли мускулистые парни. На хрупкую Аньку положил глаз и лапу здоровенный детина, рядом с которым она просто дюймовочка. Она хитро стреляет в него глазами, а я, видя, как он теснит ее к диванчику за их столом, подумываю предупредить его, что она владеет айкидо.
Алку вообще не видно. Сто пудов, уже где-то треплется.
Но все мысли вылетают у меня из головы, когда сзади ко мне прижимается кто-то огромный и очень горячий. Он вкусно пахнет и руками лапает довольно деликатно, при этом совершенно нескромно прижимаясь бедрами к моей пятой точке.
Мне нравится.
Приподнимаю руками волосы и позволяю им рассыпаться по плечам.
Обжигающая ладонь перехватывает мои пальцы и, обернув меня вокруг себя, прижимает к накачанному телу.
– Потанцуем? – обжигает ухо, приятный баритон.
Я узнаю этот голос сразу.
Сегодня днем я его уже слышала.
Поглаживания лопаток в вырезе на спине кончиками пальцев вызывает у меня те самые чертовы мурашки.
Поднимаю глаза… Ошибки нет. Бергман.
У меня перехватывает дыхание, когда он вдыхает запах моих духов. В предчувствии, что сейчас меня раскроют, сердце отчего-то начинает бешено колотиться.
Положив свободную руку мне на затылок, Герман произносит почти мне в губы:
– Ну вот я тебя и нашел.
7. Глава 6. Грязные танцы
Сердце ледяным камнем падает куда-то в желудок, во рту пересыхает, и не понятно от чего: от того, что меня поймали на моем дурацком спектакле, или от невероятного животного магнетизма, идущего от Германа.
Ёкарный бабай, к такому я была не готова.
Опустив глаза, я облизываю пересохшие губы и подбираю слова, чтобы выкрутиться.
И вот вроде понимаю, что ничего он мне не сделает. Ну не выпорет же за вранье и придурь, а все равно ощущение, что поставят меня на коленки… и если б на горох…
– Где же ты раньше пряталась? Я и не знал, что здесь можно встретить такую драгоценность… – низкий голос играет на натянувшихся во мне струнах, задевая что-то исконно женское, и я из-за взбунтовавшихся гормонов не сразу соображаю, что Гера меня не узнает.
Ишь как заговорил!
