В редакцию Чарльза Стонбая влетела буря по имени Грегор Вильямсон. Тот вышибал двери и размахивал тростью так, что все окружающие разбегались, опасаясь получить набалдашником. Машинистки поднимали головы от печатных машинок и удивлённо смотрели вслед. В конце концов «буря» дошла и до двери главного редактора. Вильямсон распахнул её с такой силой, что дверь едва не слетела с петель.
– Стонбай, мерзавец! – взревел Вильямсон, и Стонбай подпрыгнул от неожиданности.
– Мистер Вильямсон, как это понимать? – воззрился газетный магнат со смесью удивления и страха.
– Это как вас понимать, мистер Стонбай! Что за пасквили вы тут пишете?!
Вильямсон бросил на стол газету, и редактор внимательно на неё посмотрел.
– Что это такое, мистер Вильямсон? Это не наша газета.
– Хотите сказать на ней не написано ваше чёртово название?
Стонбай пролистал газету от и до и упёр ладони в стол.
– Название наше, даже материалы наши, но не первая полоса. Я такого не писал!
– Да ну? Разве новости о моём якобы банкротстве не поддали огоньку вашей скучной писанине?
– Мистер Вильямсон, – вздохнул Стонбай. – Вы забываете, что газета призвана сообщать правду. Мои люди всегда проверяют новости. А такую, – он кивнул на первую полосу, – я бы проверил лично.
– Не стройте из себя овечку, Стонбай! Уж я-то лучше всех знаю, что вы сообщаете только выгодную вам правду.
– А вы, мистер Вильямсон, нет? – глаза Стонбая угрожающе сверкнули. – Вы запамятовали, с чем пришли ко мне тогда – в первый раз?
Разговор прервало тактичное покашливание. Гай Эдельхейт стоял на пороге кабинета с той самой газетой в руках. Дверь всё это время оставалась открытой, и вся редакция слышала ссору и переглядывалась.
– Господа, позвольте поучаствовать в вашем споре, – улыбнулся детектив.
– Валяйте, Эдельхейт, – махнул тростью Вильямсон и пояснил удивлённому Стонбаю: Этот детектив теперь работает на меня.
Эдельхейт не стал комментировать столь громкое и собственническое заявление своего нанимателя (в конце концов, Гай нанялся лишь консультировать). Он прошёл вперёд, бросил взгляд на книжный стеллаж и книгу на столе, затем обратился к Стонбаю:
– Какая типография в городе могла бы напечатать фальшивую полосу?
– Любая.
– Он все их купил, – пояснил Вильямсон.
– Да, они все выпускают мой «Вестник». Но у меня сотни работников, Вильямсон. Кто-то мог и пошутить так! – всплеснул руками Стонбай.
– «Пошутить»? По-вашему это шутка?!
– Мистер Вильямсон, прошу вас, – примирительно сказал Эдельхейт. – Насколько я знаю, у каждой типографии есть уникальный оттиск. Вы смогли бы узнать, какая типография напечатала этот номер?
Стонбай оживился. Как он мог забыть! Когда он скупил все типографии, у них оставались уникальные оттиски, которые впоследствии облегчали сортировку печатной продукции. И теперь возможность переложить ответственность на мелкое подразделение крайне воодушевила Стонбая. Можно устроить показательный редакционный суд, с позором уволить всех виновников – так сказать, пожертвовать малым, чтобы сохранить большее.
Но когда Стонбай под лупой рассмотрел рисунок на первой полосе фальшивки, то тут же изменился в лице.
