За ширмой несколько минут было тихо
– А что о нем говорить, Миша? Я не знаю, о чем говорить… Все, что нужно было, я тебе рассказала.
– Ты, правда, не знаешь, где он сейчас?
Он слышит, как мама вздыхает.
– Может быть, мы не будем об этом говорить? Это не очень легко… Я ведь тебе уже рассказывала… Правда, ты был еще маленьким, наверное, не все мог понять. Но ведь мы еще тогда с тобой договорились, что не станем больше обсуждать эту тему.
– А мое отчество? Матвеевич…
– Нет, Миша. Это имя твоего деда. Ты ведь знаешь… Зачем снова спрашивать?
Мама снова помолчала. Потом заговорила, и по ее голосу Миша почувствовал, как она волнуется, как ей тяжело.
– Я тогда была очень молодой, не понимала, что происходит. Мне было девятнадцать, и он был первым, и казался особенным. Самым умным, самым красивым, самым лучшим.
– А потом это оказалось не так?
– А потом оказалось, что он женат, и что его жена скоро родит ему ребенка. Он ушел и больше не искал со мной встреч. Наверное, таких как я, у него было много.
– И ты не пыталась его найти?
– Зачем? Если бы он захотел, он и сам мог бы меня найти.
– Но он не захотел.
– Не захотел… – сказал мама, и снова помолчала. – Но я ни о чем не жалею, слышишь, ни о чем. – Миша увидел, что она улыбается. – Ты самое лучшее, что есть в моей жизни.
– Прости меня, мама, я не буду больше говорить о нем.
– Спокойной ночи, дорогой, отдыхай, и постарайся ни о чем не тревожиться.
– Спокойной ночи, – сказал Миша и выключил ночник.
Поворочался, посчитал до ста, представил, как прыгает с парашютом, как летит над землей, раскинув руки. Обычно это помогало уснуть, но сейчас сон не шел. В ушах все время стоял голос Сенина-старшего:
– Ты просто неудачник! Ты – неудачник…
Тарас Борисович – маленький, кругленький, волосики гелем зализаны на бочок – похож на колобка, который целый день катается по редакции, раздавая указания налево и направо.
Сегодня колобок был не в духе, он смотрел поверх Мишиной головы, избегая смотреть в глаза. Мишу охватили недобрые предчувствия.
– Ты чего это вытворил вчера? Я тебя просил, чтобы ты не лез больше к Сенину?
– Тарас Борисович, там интересный материал. Эта девушка оказалась любовницей Аркадия Сенина, она беременна от него.
Тарас Борисович вдруг покраснел, набычился, бровки поползли вверх под прилизанную челочку. Он в негодовании замахал на Мишу руками:
– Тише, тише ты!
– Вы понимаете, Тарас Борисович, у меня и снимки были. Я снимал в больнице крупным планом – лица… этой женщины – матери, и этого подонка. Но эти ублюдки – его охранники – уничтожили фотографии, просто удалили из фотоаппарата. Очень удачные, уникальные можно сказать кадры… – торопливо говорил Миша, словно этим можно было остановить то, что последует дальше.
– Не нужны мне твои кадры, – сказал Тарас Борисович. – Уходи, Миша, уходи.
– Что случилось, Тарас Борисович? Что-то я не пойму.
– Да чего здесь понимать? Я тебя увольняю. Увольняю, Плетнев. Из газеты и с канала. Забирай манатки и проваливай.
– Тарас Борисович, как же так?
– А вот так. Уходи немедленно. Не расстраивай меня.
«Быстро же ты подсуетился, олигарх сраный», – подумал Миша. Он совершенно не знал, что ему теперь делать.
– Как же вы без меня? – он криво ухмыляется, так что сам себе противен, и говорит дурашливо:
– Ведь я спец по эксклюзиву!..
– Иди отсюда, прошу тебя! – прошипел Тарас Борисович. – Мне скоро из-за твоего эксклюзива башку оторвут. Зарплату потом передам через кого-нибудь. Иди, и чтоб ноги твоей больше здесь не было.
