– Марит, – прохрипел он.
– Ну и как, закончил ты своё окно?
Он посмотрел на человека, задавшего вопрос. И почти что сказал: ты сам окно, потому что все твои планы прозрачны. Но он бы ничего не выгадал, если б Марит понял, что ему известно.
– А что?
– Я уже давно собирался тебя спросить, – сказал Марит, подтягивая тело ближе, но держа голову на прежнем месте, – как же всё-таки ты потерял ноги? Или ты таким родился?
Жак приложил большой палец к подбородку и сильно надавил. Собрался с духом.
– Одно из двух, определённо, – ответил он.
На самом-то деле, конечно, Марита это вовсе не интересовало.
– Знаешь, Э-дю-Ка давно наблюдает за тем, как ты возишься со своим стеклом. Наблюдает! Он сказал, что заберёт его, когда ты закончишь. Я спросил – зачем? Но это и неважно. Да просто так. Хочет его забрать, и всё тут. Ему нравится запугивать.
Жак склонил голову набок:
– Ты что-то замыслил?
Глаза Марита мерцали: левый-правый, левый-правый.
– Слушай, – сказал он. – Так больше продолжаться не может. Мы чуть не задохнулись! Э-дю-Ка прокололся, друг. Ты ведь и сам заметил? Это лишь вопрос самосохранения. Давиде понял. И я тебе кое-что скажу. Мне кажется, ты достаточно сообразительный и тоже всё видишь.
– Моя поддержка и верность… тебе, Марит? А взамен?
Посиневшие губы Марита изогнулись в отвратительной улыбке.
– Не любишь ходить вокруг да около, Бегунок? Хорошо. Мне это нравится. Ну ладно, давай прямо к делу. Давиде и Мо со мной. Ты видел, как Луон относится к своему так называемому заместителю. Э-дю-Ка остался один, на самом краю. Что ты получишь в обмен на свою помощь? Тебе станет легче жить в нашей маленькой тюрьме. Ты поднимешься на ступеньку вверх.
Его глаза мерцали: левый-правый, левый-правый. Жак едва сдержал смешок: он мог с лёгкостью сложить два и два, как и любой другой. Правда, значения это всё равно не имело.
– Как? – спросил Жак. – Э-дю-Ка большой и сильный. Камнем его не убьешь.
– У меня есть кое-что попрочнее камня, – сказал Марит, снова с неприятной улыбкой. – Об этом можешь не беспокоиться. Я тебя не прошу… пачкать руки. Просто поддержи меня. И… поговори с ним. Давиде не согласится, а Мо и мне он не доверяет. Поговори с ним, отвлеки его.
Жак чуть не расхохотался.
– И?
– Увидишь.
– А Гордий?
Его Марит в своих расчётах явно не принял во внимание. Он посмотрел на толстяка, потом снова перевёл взгляд на Жака:
– А что – Гордий?
– Ты не подумал… – начал Жак, но Марит перебил его:
– Да от него толку-то никакого. Что с ним?
– У него едет крыша, – сказал Жак. – Его разум… ты заметил, что он всё время повторяет что-то себе под нос?
Марит пренебрежительно поджал губы:
– И что?
– Мы не можем знать, что он учудит в один момент. Его ведь всё-таки приговорили за убийство. Он уже лишил человека жизни. Что, если он снова это сделает? Что, если насилие сведёт его с ума?
Марит медленно кивнул.
– Думаешь, он может совсем-совсем сойти с ума? Ты знаешь его лучше, чем я. Ну ладно, ладно. Я попрошу Давиде, чтобы проследил за ним. Славненько! Вот видишь? Когда мы работаем сообща, всё складывается. Правда? Ну ведь правда?
– Конечно, – сказал Жак. Может, в воздухе стало больше кислорода. Он почувствовал, как напряжение и тоска чуть-чуть отпустили его душу.
Жак наблюдал. Его неимоверно удивляло, что Э-дю-Ка не замечает, как Марит и Давиде готовят переворот, настолько неумелыми были их попытки всё скрыть. Возможно, воздух всё ещё оставался слишком разреженным или же Э-дю-Ка сломался и сам это подсознательно понимал. Каждый из них знал, что может сломаться. Жак не мог сидеть в этом каменном ящике одиннадцать лет. Он вообще не мог тут оставаться. Это значило всё и ничего. Это было важно и не важно.
