– Алексей Григорьевич, вы уж выбирайте что-то одно. Улыбку или чизбургер.
– Вероника, ты само очарование! Виктор, ты недооцениваешь острый ум своей супруги.
Вероника живо поддержала новую тему:
– Мужчины недооценивают женщин. Вечно носятся со своими проблемами, забывая, что именно женщины бессонными ночами растили этих неблагодарных гениев.
– Ha-поди, верное замечание! – пробасил Алексей Григорьевич.
– Милая моя, но именно творец так устроил мир! – продолжил Виктор.
– Да, в Библии сказано, что женщина сотворена из ребра Адама, и все мужчины зацепились за это, обосновывая своё превосходство, – горячилась Вероника, но трогательная простота не сходила с её миловидного лица.
Толстяк вновь наполнил рюмку.
– Нет, право, Вероничка, ты просто Мадонна, очищающая нашу бородатую расхристанность! Виктор, срочно напиши картину «Мадонна и два бородатых чудовища».
– Почему же два? Три, Алексей Григорьевич! Вы забыли Генри! – воскликнула Вероника.
– Эту жиденькую чеховскую бороденку ты хочешь записать в чудовища? – удивился скульптор.
– Вчера вечером Генри поглощал шашлык с яростью доисторического бронтозавра. И пообещал утром почистить кастрюли и шампура. А сам спит и в ус не дует. Это просто чудовищно! – с улыбкой произнесла женщина.
– Согласен, Вероничка, Генри – молодое чудовище.
– А вот и я! Доброе всем утро! – на веранде появился молодой человек интеллигентного вида: русые волосы с пробором, чуть выступающие скулы, аккуратная бородка, сквозь стёкла очков светились выразительные глаза пламенного пиита. Небрежно накинутая цветастая хлопчатобумажная рубашка навыпуск и яркие шорты не вязались с его внешностью. С добродушием вошедший продекламировал: «Он очутился под столбами большого дома. На крыльце с поднятой лапой, как живые, стояли львы сторожевые…»
– Ha-поди, Генри! Молодец! Я согласен быть львом, – толстяк с завидным аппетитом принялся за бутерброд.
– Как спалось, Генри? – спросила Вероника.
– Превосходно!
– Слава Богу!.. Умывайся и подсаживайся к столу. Будем завтракать.
– А что вы вчера говорили об Ахматовой и моем творчестве? – Генри снял очки и стал походить на Христа. Он умывался из старого медного рукомойника и рассуждал:
– Анна Ахматова, между прочим, – литературный псевдоним. В её лирике драматические жесты на первом плане. Она пишет: «Я всех на земле виноватей, кто был, и кто будет, кто есть…» А я о себе написал: «Я всех на земле влюблённей…»
– Браво, Генри! Я напишу полотно «Генри, выспрашивающий вдохновения у медного рукомойника».
– Я польщён вашим вниманием, – сказал Генри, присоединившись к весёлой компании.
Солнце нырнуло в банку с цветами, вспыхнув там, среди цветочных стеблей, щедрым огнём радости, и блёстками рассияло вокруг – а ну очнись! – спрятавшись в неброском букетике. Затем перекинулось на стену дикого винограда, живописно вьющегося на солнечной стороне, но пробиться через зелень ажурной листвы ему не удалось. Оплетая обрешеченные окна, растение сохраняло прохладу в доме и создавало полумрак, в котором тихо дремала старинная мебель, в основном, викторианского стиля, недорогая из-за ветхости, купленная частью в провинциальном антикварном магазине, а частью привезённая из столицы. Изысканный вкус хозяина особняка чувствовался не только в интерьере. Цветник перед домом – чудесное тому подтверждение. У Клода Моне есть замечательное полотно «Уголок сада в Монжероне». Похожий оазис цветов был выращен умелым садовником и в этом месте.
