В отличие от всех начальников, кого им пришлось уже повидать, Арбат не имел ни бороды, ни усов, а чёрные прямые волосы собирались сзади в пучок и перетягивались красной лентой. Их непосредственный начальник оказался не заносчив и назначение десятником его явно тяготило. Он просто не знал и не умел командовать.
Сын землепашца, как выяснилось позже, бежавшего от побоев своего сюзерена никогда и никем не командовал, а лишь повиновался другим, и четверо воинов его подчинения примерно его возраста оказались такими же землепашцами, взявшие в руки оружие лишь здесь и то, по сути, только что.
Но мало того, что они оружие как следует держать в руках не умели, не говоря об его использовании, эти бывшие садоводы ещё и в сёдлах держались, как козёл на козе в момент перепуга, ибо на лошадь так же сели здесь впервые. Всё землячество Теиспы представляло собой исключительно конную орду и пеших он не держал в принципе, вот им и пришлось осваивать то что оказалось с рождения непривычным.
Асаргад и Эбар быстро нашли со своими новыми сослуживцами, имеющими более низкий, но тем не менее не далеко ушедший от них статус, общий язык, впитывая в себя как губка правила и устои нового образа жизни. Как оказалось, в поход из них ходил только Арбат, а остальные такие же новички, как и они. А молодой десятник учувствовал только в одном походе в жаркие пески за море. Там его отряд попал в засаду и из своей десятки он единственный остался в живых, вот почему и стал десятником по ордынским законам.
Уже через несколько дней Асаргад, как-то само собой стал безоговорочным лидером этого маленького отряда, давая остальным уроки и верховой езды, и обращения с оружием. К этому времени к ним присоединился Уйбар, ухитрившийся отвертеться от своей десятки и получить разрешение на переход в подразделение Арбата, к тому времени уже нелегально числящимся за Асаргадом. Вот так началась их ордынская жизнь…
Глава пятая. Говно по реке плывёт, не задумываясь о пути, и грести против течения у него нет нужды, потому что говно.
Райс буквально вырвалась из цепких щупалец жуткого сна на остатках последних сил, где какие-то абсолютно незнакомые ей сволочи, но все как один мужского пола, издевательски хохоча топили царскую дочь в отхожей лохани, переполненной нечистотами. В неописуемом ужасе, замешанном на отвращении, распахнула глаза, задерживая дыхание, как и во сне, она в панике принялась метаться перепуганным взглядом по сторонам.
Какое-то время перепуганные глаза, отключившись от уже ничего не соображающего сознания сами собой лихорадочно метались из стороны в сторону, выхватывая лишь отдельные фрагменты нереального окружения. Вот только как в неправильно собранной мозаике эти разрозненные куски увиденного не складывались в единую картинку, добавляя ряби от пестроты и несуразности в голове, которая никак не могла сориентироваться во времени и пространстве.
Первое в чём сориентировалась, бросив взгляд наверх – это низкий потолок, засиженный толстым слоем копошащихся зелёно-перламутровых насекомых. Откуда-то оттуда пробивался слабый свет, делая всё вокруг сумрачным и крадя резкость очертаний, превращая детали увиденного в размазанные контуры.
Второе что ей удалось идентифицировать – земляные стены и наконец – целое море нечистот вокруг с кишащей белой коркой чего-то живого на поверхности. В этой жиже она и болталась по самые груди. Распахнутые глаза защипало от дикого зловонья, и они тут же ответили защитной слезой, ещё больше смазывая предметы и очертания.
