Выдав эту тираду, он замолчал, пытаясь задушить клокотавшую, рвавшуюся наружу злость и не добавлять к своей речи никаких, совершенно не нужных гадостей.
Светлана, тогда, ничего не ответила ему, но урок извлекла. Больше вождению она его не учила, однако, наблюдать за ним ей было необходимо. Ну, разве, вот на пару минут отвлеклась она под действием водки и эмоций.
Обычно же, расслабиться в дороге она, почему-то, по-прежнему не могла, видимо, все-таки не доверяла ему. Не сознательно, конечно, а интуитивно. Впрочем, она не доверяла ему не только в этом, во всем.
Возможно, виной всему было раннее знакомство и ранний брак. Мы не замечаем, как с течением времени, меняются те, кто рядом с нами. Вероятно, Александр Дмитриевич, сорокалетний мужчина, исполнительный директор, так и оставался для своей подруги Санькой. Тем девятнадцатилетним шалопаем, за которого она когда-то вышла замуж. Заметим, справедливости ради, что где-то, глубоко внутри, он действительно им оставался.
Вот парадокс! И где же, скажите на милость, истина? Действительно, он был все тем же. И чувствовал себя тем же. Но, он научился вещам, которых в девятнадцать лет точно не умел! Саша сорокалетний умел доводить начатое до конца, умел добиваться своего, действуя неторопливо, последовательно, шаг за шагом. Он уже знал, набив достаточно шишек, что скакать через ступеньку, пытаться срезать дорогу – не его стезя. Может, кому-то это удается, но не ему. И нечего дергаться, и нечего спешить! Наметил цель, и ни какую-нибудь далекую, которая мерцает, пропадает в дымке, обращается миражом, а близкую, реальную, отчетливую, путь к которой ясен и зрим? Вот и иди к ней! Дойдешь, наметишь следующую.
Он научился принуждать себя делать то, что делать очень не хочется. Не хочется, потому, что лень, или потому, что очень страшно, или потому, что очень неудобно.
Нет, он не перестал стесняться и бояться, но он научился перешагивать через себя. Более того, он полагал, что только в борьбе с собой, в преодолении своих слабостей и зарабатывается та энергия, которая необходима для того, чтобы крушить внешние препятствия, и в конечном итоге, добиваться успеха на поприще именуемом жизнью.
Все это было глубоко чуждо Сашеньке в 18—19 лет. Видя препятствие, он старался его обойти, как-нибудь, а если это было невозможно, он легко готов был и вовсе поменять маршрут только бы не бороться. Все это было, но было уже очень давно! Однако, видимо, именно этот образ мужа, навсегда сфотографировался, отпечатался металлом в Светланином подсознании. Именно в подсознании, потому, что сознательно-то, она понимала, что он давно не мальчик, а вот спать, когда он вел машину, не могла.
Не мальчик?! А кто так безрассудно и безответственно обгонял автовоз?!
Так ведь, да! Повторюсь, в чем-то главном, он остался прежним. И иногда, это прежнее прорывалось наружу, сквозь блокады и защиты! Где-то в глубине, он совершенно не изменился, и знала это, и чувствовала мудрым, вековым женским инстинктом его жена!
Вот и сейчас, если бы Саша мог отвлечься от дороги, и понаблюдать за Светланой, он увидел бы, что она, разумеется, не спит, а внимательно, как и он, следит за причудами и вывертами ночного шоссе, время от времени бросая пристальные взгляды на него, не спит ли?
В темноте, он промахнулся мимо нужного ответвления, понял это, увидев знак, отмечавший въезд в поселок Спас-клепики, развернулся. Возвратился на четыре километра, свернул там, где было надо. Еще минут двадцать петлял по узенькой лесной дороге, въехав, наконец в деревню, которая была финальным пунктом маршрута, звонил Дмитрию, разыскивал нужный съезд, пробирался самым малым ходом по проселку, на своем сугубо «асфальтовом» автомобиле, и облегченно выдохнул, остановившись на освещенной площадке перед островерхим, двухэтажным коттеджем.
