Стервочка Лиса - страница 19

Комедия, одним словом. Навешав годовой запас лапши на уши поплывшим блюстителям закона и кое-как выпроводив их за порог, Забава подошла к шкафу и сдвинула дверцу в сторону.

– Слушай, шкаф, а когда в ментовку сразу после садика брать начали? Или у них требования такие, что берут только дрищей? – спросила она и скользнула взглядом по моим рукам.

– Возможно.

– М-да, – протянула Забава и прыснула от смеха. – Им хотя бы памперсы выдали. Ха-ха-ха-ха! Ой, не могу! Пришли… а тут такое… в шкафу стоит… Ха-ха-ха-ха! Мамочки мои! – она замотала головой и потом театрально развела руки, выпучив глаза в удивлении. – Ой, а кто это тут у нас прячется? Сюрпри-и-из!!!

И после этого я сам захохотал в голос. Действительно, сюрприз.

Вечером шприцевая экзекуция повторилась. Меня передернуло от одного только вида извлеченной из упаковки ампулы и ехидно-довольной улыбки, сопровождающей весь процесс нарочито неторопливой подготовки к неизбежной для меня процедуре. Чертова садистка растягивала удовольствие. И когда она натянула перчатки и приглашающе похлопала ладонью по дивану, мне ничего не оставалось, как лечь и стиснуть зубы. Выберусь отсюда и отыграюсь на Лиховецком так, чтобы в следующий раз свои решения о месте, где меня прятать, лучше обдумывал. Лайка же к себе увез… Я дернулся, когда ягодицу обожгло от хлопка ладони и повернул голову, чтобы прорычаться о распускаемых не по делу руках, как увидел пустой шприц в руке мартышки. Стерва! Стоит, смотрит ангелочком, а острый язычок за зубами все же не удержала.

– Такой взрослый мальчик, а уколов, как дите малое, боишься.

И внутри заклокотало. Только непонятно от чего больше. От прозвучавшей издевки или все же от того, что ждал очередной садизм, а в итоге получил другое. Стерва! Еще и из комнаты ушла, оставляя последнее слово за собой. Ну уж нет, мартышка. Со мной такие шутки не проходят! Я рывком поднялся с дивана, сунул ноги в тапки и пошел в сторону кухни, решая, что мне понравится больше: высказать все, что о ней думаю, и потом свернуть шею или, наоборот, свернуть шею, молча смотря в глаза. Вот только раздавшаяся трель дверного звонка спутала все планы, и я рванул назад, в шкаф.

– Привет, Путятишна. Не день, а какое-то беличье колесо, – прозвучал уставший до чертиков голос. – Давай, я сейчас твоего кольну, а ты мне чего-нибудь поесть сообразишь? С утра маковой росинки во рту не было.

– Топай сразу на кухню, каннибал. Я уже все сама сделала. Пюреху с котлетами будешь?

– А борщецкий?

– А борщецкий этот кабан уничтожил, – даже не пытаясь говорить тише, ответила Забава, и я заскрипел зубами.

– Обидно, конечно, но переживу. Где он сам, кстати?

– В шкафу посмотри. Он обыкновенно там прячется, – рассмеялась мартышка и позвала, – Эй, Пупсик, заканчивай носом хлюпать и выходи. Дядя доктор приехал.

«Придушу!» – захрипел я, отодвигая в сторону дверь, а из коридора донеслось:

– Ну, что я тебе говорила? И вот так от каждого шороха.

Я чиркнул по горлу ребром ладони, смотря прямо в глаза этой веселящейся мартышке, но в ответ не увидел ни капли испуга. Показала язык и с гордо поднятой головой пошла на кухню разогревать ужин.

– Так. Футболку снимаем. Я сейчас руки помою и посмотрю, как у вас дела, – тоном не терпящим возражений произнес друг этой стервы и тоже ушел, но в ванную.

Во время осмотра, уже второго за день, я успел перебрать все известные мне способы умерщвления и практически закопал тельце стервы под ёлочкой, стоящей на заднем дворе моего домика. Обязательно вверх тормашками. Чтобы и в аду ей не было покоя, а мне грело душу осознание того, что эта мартышка довыеживалась. Как же она меня бесила. Одним своим присутствием умудрялась вызвать клокочущую злость, а когда открывала ротик… Не удивительно, что в двадцать пять она не замужем. Жить с такой каждый день – подписать себе приговор. Ну или быть законченным мазохистом. Я даже попытался нарисовать в воображении портрет будущего мужа мартышки и расхохотался – картинка вышла крайне удручающая и забавная. Черт! И тут ее имя… Видимо я слишком провалился в собственные мысли и на моем лице выражение гнева, приправленное бурчанием, стало слишком заметным, чтобы не обратить на него внимание.