Стихея - страница 21

Один шаг – и больше не будет проблем. На этот раз отец ее не спасет. Больше никто и никогда не разобьет ей сердце.

Люсинда зарыдала и упала на колени, обняв железные столбы. Почему ей так больно жить? Почему она не может просто забыть Говарда Блэка? Почему она так несчастна?..

США, 1963 год

Пустые бутылки из-под виски захламили кофейный столик перед продавленным диваном. На нем лежал полуобнаженный человек, и по карте из шрамов на его спине можно было догадаться о нелегкой судьбе. Под лопаткой виднелось пулевое ранение, удары плетью оставили рваные полосы, правый бок когда-то был пробит кинжалом, а под темными волосами вдоль шеи тянулся тонкий, побледневший спустя долгие годы шрам.

Говард со стоном приподнялся на локтях и сел. Сквозь криво задернутые занавески солнце било ему прямо в глаза. Он тут же сморщился и отвернулся. Взгляду попалась раскрытая на середине газета. Один лист был залит виски, но самое главное осталось нетронутым. Фотография юной поэтессы Люсинды Гилл с того самого вечера, на котором Говард разбил ей сердце.

– Не-е-ет… – то ли всхлипнул, то ли простонал он.

Люсинда прожила так мало, а ведь Говард сделал все, чтобы ее жизнь не оборвалась. Но он ее не уберег. Вновь.

– Я больше не могу, – он откинулся на диван, и его плечи задрожали от рыданий, – не могу! – вдруг заорал он, но в пустой квартире ответом ему послужило лишь одинокое эхо.

«Люсинда Гилл бросилась с моста в минувшую пятницу. Девушку не успели спасти. Ее отец отказывается давать комментарии о самоубийстве дочери».

Строки из статьи бились в голове друг о друга. Где-то внутри теплилась надежда, что все еще можно изменить. Но это была ложь. Говард в аду, и он никогда из него не выберется.

– Я ненавижу тебя, Мелисса… – прошептал он и потянулся к последней бутылке виски, на дне которой плескались остатки алкоголя.

Смерть в полнолуние.

Элизабет прикрыла на минуту глаза, пытаясь взять под контроль желание что-нибудь разбить. Она не думала, что новый учебный год начнется со смерти. Да и еще в полнолуние. Черт возьми!

Элизабет ударила ладонью по окну, за которым пожелтевшая листва деревьев скрывала от нее реку.

– Все хорошо, все хорошо! – прошептала она, но обмануть себя не получилось.

Смерть в полнолуние означала лишь одно – в Вэйланде появился некто, запустивший доселе спавший механизм проклятья. А именно – ведьма.

Внутри Элизабет медленно разгоралось пламя. Вэйланд – ее дом, ее крепость. Она не позволит злу запустить в него свои щупальца.

Она вернулась за рабочий стол и вытащила из ящика ксерокопию дневника Люциуса Берггольца. Оригинал был настолько старинным, что хранился под стеклом в архиве Вэйландского филиала. Там были созданы все необходимые условия для продления жизни ветхих страниц. А Элизабет предпочитала пользоваться ксерокопией, которую не жалко перечитывать и мять, а также оставлять пометки между неровных строчек.

Если бы в течение почти четырехсот лет род Берггольц сохранил мужскую линию, то Элизабет сейчас бы носила эту фамилию, а не Кэрролл. Но ее утешало, что в душе она была самая настоящая Берггольц. Потомок человека, который положил начало инквизиции в Вэйланде и основал тайное общество «Sang et flamme». Элизабет и есть сердце Вэйланда.

Она пробежалась глазами по черно-белым страницам, на которых мелкий несуразный почерк несколько веков назад вывел слова старо-английского языка. Когда она читала дневники Люциуса в первый раз, то поняла лишь малую часть. Расшифровать весь дневник потребовало много времени. Но оно того стоило.