Стихи и поэмы - страница 5



Рождён ли в горах, в кубачинском ауле,
Иль в старом селе Амузги.
В слоновую кость с золотою насечкой
Одета твоя рукоять,
В сафьяне ножны, серебристых колечек
Блестит воронёная гладь.
Рубин на штифте окровавленным оком
В ажурной оправе горит.
Над лезвием острым о чём-то жестоком
Арабская надпись гласит.


А сколько, скажи-ка мне, с плеч богатырских
Ты снёс соколиных голов?
В каких вилайетах, далёких и близких,
Ты сирот рассеял и вдов?
Когда и в какие дома и лачуги
Ты горе с нуждою принёс?
И где они – матери те и подруги, —
Чьи очи погасли от слёз?


Теперь, навевая печальные думы,
Повис на стене ты один,
И оком кровавым, темно и угрюмо
Глядит на меня твой рубин.
Но, мне повинуясь, в наряде роскошном
Навечно ты замер во сне.
Как жаль, что оружие всё невозможно
Заставить ржаветь на стене.

Кисет


Военная буря джигита Али
Швыряла в немирные страны.
Глухая тоска по Отчизне вдали
Томила, как старая рана.
Затих в бурном сердце воинственный шквал…
Грустя по родному аулу,
В убогой лачуге он век доживал
У древних окраин Кабула.
Богатство скитальца – кинжал и кисет.
Кисет расписной из сафьяна
У сердца носил, как святой амулет
Далёких вершин Дагестана.
И в дряхлые годы ни ночью, ни днём
Не смел он расстаться с кисетом.
А люди гадали: что может быть в нём?
Алмаз? Золотые монеты?
     Конец неизбежен. Почуяв беду,
     Старик, перед вечным покоем,
     За странный кисет и в тяжёлом бреду
     Хватался дрожащей рукою.
     Как только навеки закрыл он глаза,
     Отдав свою душу Аллаху,
     Служитель мечети кисет развязал
     С немым любопытством и страхом.
          Склонились безмолвно над тайной Али
          Соседи, как хищные птицы.
          И что ж они видят?
               Щепотку земли,
                    родимой…
          В истлевшей тряпице.

Папаха


В большом сундуке, облицованном жестью,
Забыта владельцем, забыта Аллахом,
Лежит – этот символ и славы, и чести —
Пробитая вражеской пулей папаха.
     Папаха – не просто овчинная шкура,
     Рукой неумелою сшитая наспех.
     В ней блеск золотистый бухарского сура,
     Подкладка – искусно простроченный нансук.
          Как вольная птица, сидела когда-то
          Она горделиво на темени предка.
          И совесть под нею, хранимая свято,
          Мятежные думы будила нередко.
А если он в вихре весёлого танца
Носился по кругу, задорный и пылкий,
Папаха – старинный убор дагестанца —
Бывала заломлена лихо к затылку.
Когда же любимая, с медным кувшином,
Спускалась в долину со стайкой подружек,
Папаху чуть сдвинув, вослед им спешил он
Поить скакуна к говорливой речушке.
     Сражаясь без страха за волю Отчизны,
     Упал он с коня и залитую кровью
     Папаху, всегдашнюю спутницу жизни,
     Последним движеньем надвинул на брови.
     То в прошлом… Теперь же старушка седая
     В задумчивой сакле, в далёком ауле
     Откроет сундук и погладит, вздыхая,
     Печальную память, пробитую пулей.

Напутствие


Покойный дед – почтенный Исмаил,
Приличья ради пригубив из рога,
В прощальный час соседу говорил,
От всей души, напутствуя в дорогу:
– Мой сын, судьба превратностей полна.
Им нет конца, не знаем, где начало.
И мирных дней беспечная волна
Забрасывает нас куда попало.
Поверь, на трудном жизненном пути
Мороз и зной тревожат не однажды.
Построй из дружбы крепость, чтоб найти
Опору в чёрный день в ауле каждом…
– Теперь ты, дядя, станешь камнетёс? —
Спросила я, не поняв смысла речи.
А дедушка, в ответ на мой вопрос,