***
– Со мной тебе ничто не угрожает, – вывел меня из раздумья глубокий голос Джинна в наушниках.
Пока он не сказал, я даже не думала ни о чем таком, но теперь скосила на него глаза, продолжая поглаживать знакомую до последней трещинки рукоять ножа. Опасен ли он? Определенно. Раза в два крупнее меня, сильный, со специальной подготовкой – он был сама угроза. Опасен ли он лично для меня? Кто знает… Пока что ничего плохого он мне не сделал и вообще проявлял себя с лучшей стороны. Но всегда ли так будет? Хм… Он наемник. Кому я нужна – нанимать его, чтобы сделать мне что-то плохое? Да и если он захочет чего-то эдакого, я физически не смогу ему противостоять. Впрочем, и дешево жизнь и здоровье я не отдам.
Я снова погладила нож, и в следующее мгновение на руку легла большая смуглая ладонь, шершавая и жесткая.
– Я не причиню тебе вреда, даже не переживай на этот счет. Мы же команда, помнишь?
Я кивнула и не убрала руки. Прикосновение не пугало, а, напротив, изгоняло сомнения и страхи. И было тепло, во всех смыслах слова.
***
Нож не просто так стал фетишем – его сделали специально для меня. Под мою руку, под мои потребности, под мой характер. Тот, кто создал его, не был слишком ответственным и скрупулезным по жизни, но что касается ножей, тут все менялось до противоположности. Он становился щепетильным до отвращения, клинически неизлечимым перфекционистом и кошмарным педантом.
Он сам обрабатывал готовую сталь, где-то делал дополнительную закалку, а где-то, напротив, отпускал, добиваясь только ему известного соотношения твердости и гибкости. Он создавал и бесконечно правил контуры, снова и снова возвращаясь к работе. Он затачивал, выдерживая правильные углы, и временами он был настолько поглощен работой, что это выглядело жутко.
Дерево для рукояти он забраковывал несколько раз – то недостаточно мягкое или твердое, то не та структура, то ощущения под рукой не те. Он вымачивал, тонировал, вытачивал, снова заставляя меня пробовать, удобно ли руке, могу ли я хорошо и твердо держать, делать замахи, резать, бить…
Он кроил и перекраивал кожу для ножен, и работе, казалось, не будет конца…
Он ведрами пил кофе, который я варила для него, – в кофе он черпал вдохновение. Он курил сигареты, за которыми я бегала в киоск возле дома, и рабочая зона была пропитана запахами дерева, масел, кожи, раскаленного металла, кофе и табачного дыма. Такими уютными, родными для меня запахами на всю жизнь. Он мало ел, хотя я готовила, – говорил, что переполненный желудок отвлекает его мысли от текущего дела. Он мало спал.
А потом просто вложил готовый нож в ножнах в мои руки и попросил:
– Попробуй.
Я бережно и благодарно приняла, слегка поклонившись. Вынула из ножен – и нож живым существом скользнул в ладонь, чтобы стать частью меня. Навсегда.
***
– Ты очень любила его? – спросил мой пилот, и в голосе его не было ни нотки иронии или веселья – только задумчивость и какая-то неназываемая серьезность.
– Очень. Хоть мы и не всегда ладили.
– Что он тебя любил, сомнений нет…
Я промолчала, сглотнув подступившие к горлу слезы, и вперила взгляд в приближающийся к нам темный контур неизвестного острова. Конечно, любил…
– Вы расстались?
Неожиданный вопрос заставил меня сесть прямо и уставиться на Джинна.
– Что?
– Ну, с мужчиной, который сделал для тебя нож. Ты же говорила, что потом у тебя была едва-едва наметившаяся любовная история, из-за которой ты оказалась в замке. Значит, с этим ты уже рассталась?
