Стихотворения святого Григория Богослова - страница 12

К Нему мое сердце стремилось любовью. Не на земле утверждал я слабые стопы свои, но, вкусив тамошнего твердого ликостояния, как бы сладкого молока или меда, не захотел подступать ближе к горькой снеди, к рождающемуся от нее душепагубному греху. Для меня не привлекательны были пиршества, не имело приятности все то, о чем заботится юность, ни мягкая одежда, ни роскошные кудри, ни необольстительная прелесть срамных речей, ни смех невоздержный, ни воскипения неприязненной плоти. Другим уступил я стремнины, и ржущих коней, и своры гончих псов. Отринув все земные утехи, наклонил я шею под иго строгого целомудрия. Оно меня питало, ласкало, возрастило в великую славу и заботливо положило на руки Христу.

Но Ты, Отец, и Отчее Слово, и пресветлый Дух, опора нашей шаткой жизни! не попусти, чтобы враг, противник Твоей надежды, давил меня своими руками, чтобы и меня, как черный корабль, который по благополучном плавании, приближается к берегу и почти уже касается близкой пристани, вдруг сильная буря, всесокрушающим дыханием ударив в спущенные ветрила, понесла назад, и возвратив на широкий хребет жизни, и здесь и там обуревая великими бедствиями, бросила, наконец, на скрытные подводные камни.

А таков умысел завистливого велира. Он всегда преследует ненавистью человеческий род и не терпит, чтобы земные делались небесными, потому что сам за свое злоумышление низвержен с неба на сию землю. Он, злосчастный, возжелал иметь славу первой Красоты и великую царственную честь самого Бога, но вместо света облекся в ужасную тьму. Потому и увеселяется всегда темными делами, имеет здесь владычество над мрачным грехом. Этот превратный ум принимает на себя двоякий образ, распростирая то ту, то другую сеть. Он – или глубочайшая тьма, или, если откроешь его, тотчас превращается в светлого ангела и обольщает умы кроткой улыбкой. Почему и нужна особенная осторожность, чтобы вместо света не встретиться со смертью. Избегать порочной жизни могут и худые люди; потому что открытый порок для многих ненавистен. Хвалю же того, кто изощренными очами духа обличает коварного и невидимого врага.

Но Ты, Милосердый, соблюди мою старость и мою седую голову и пошли добрый конец жизни! Как прежде заботливо Ты любил меня и день ото дня вел к большему совершенству, приближая к благим надеждам; так и из неприязненных и мучительных забот введи в тихую пристань Твоего царства, чтобы, прославляя Тебя, Царь, с присноживущими Светами, сподобился я небесной славы.

Много раз я простирал ко Христу Царю жалобное слово, изнемогая от великих напастей. Ибо и царь иный великодушно выслушивает от служителя скромное описание его рабских горестей; а добрый отец принимает часто от неразумнаго своего сына и явно смелыя речи. Посему и Ты, Боже мой, будь снисходителен к словам моим, которыя вознесет к Тебе, о Прекроткий, болезнующее сердце. Если болезнь отрыгнула сердцем, это служит уже некоторым облегчением в страданиях.

Для чего Ты, Царь мой Христос, поражал меня свыше столь многими бедствиями с того самаго времени, как испал я из матерняго чрева на матерь землю? Если Ты не связал меня в мрачной матерней утробе; то для чего я принял столько горестей на море и на суше, от врагов, от друзей, от злых начальников, от чужих и от соотечественников, и явно и тайно осыпавших меня и словами противоречия и каменными тучами? Кто опишет все это подробно? Я один известен всякому, не тем, что имею пред другими преимущество в слове или в силе руки; но своими скорбями и сетованиями. Как льва обступили вокруг и лают на меня злые псы. Какия жалкия песни с востока и с запада? А может быть дойдет и до того, что кто нибудь, разнеживший сердце на пиру, или какой – нибудь путник, или другой кто, касаясь перстами сладкозвучных гуслей, и в неговорящих звуках пересказывая мои скорби, воспомянет о Григории, котораго воспитал Каппадокийцам небольшой диокесарийский город.