Стикер из прошлого - страница 3

Я встала с колен, смахнула пыль с холодной мраморной плиты и положила две алые розы – её любимые. Лепестки дрожали на ветру, будто кивая в ответ.

– Присматривай за ним там, мам, – прошептала я, и тут же почувствовала, как по щекам скатываются горячие слёзы. Они падали на камень, оставляя тёмные следы. – Я вас люблю…

Голос сломался. Я сжала кулаки, но не стала вытирать слёзы – пусть текут. Пусть она видит, как сильно мне её не хватает. Как сильно не хватает его.

Ветер внезапно стих. Над головой пролетела птица – чёрная, с белым крылом. Знак?    Мама всегда верила в такие вещи. Я глубоко вдохнула и повернулась к выходу. Но перед тем как уйти, обернулась в последний раз.

– Скоро вернусь.

Это произошло внезапно. Я была в Москве, когда раздался тот звонок. Глухая ночь, я только закончила ночную смену в клинике и дремала в ординаторской, когда зазвонил телефон.

"Арина, приезжай…" – голос соседки дрожал так, что я сразу поняла: случилось непоправимое.

Самолёт в Воронеж был только утром. Эти семь часов ожидания стали самым долгим кошмаром в моей жизни. Когда я прилетела, город встретил меня осенним дождём. Такси везло меня по знакомым улицам, а я сжимала в руках её подарок – плюшевого кота, купленного в аэропорту. "Она же любит таких…" Но когда я ворвалась в квартиру, всё было кончено. Мама лежала в зале, будто спала. На столе стоял её любимый чайник в цветочек, а на диване – недописанное письмо мне. Последние строки дрожали: "Рыбка, не переживай, у меня просто давление…"    Инфаркт. Мгновенный, сказал врач. "Не успела даже понять".

Я билась в истерике, рвала на себе волосы, целовала её холодные руки. Потом наступила пустота. Я не верила. Три дня я сидела в её комнате, вцепясь в тот самый выцветший халат, который она носила по утрам. Он пах корицей и её духами. Я кричала в подушку, била кулаками по стенам, умоляла Бога, Вселенную, хоть кого-то – верните её. Потом наступило оцепенение. Два удара судьбы. Два пустых стула за столом. Сейчас, спустя три года, я иногда ловлю себя на том, что всё ещё покупаю её любимые конфеты "Птичье молоко" по пятницам. Или включаю телефон, чтобы позвонить и сказать: "Мам, представляешь…" Но звоню на её номер, который теперь принадлежит незнакомому голосу. Мне было так сложно решиться на эту поездку. Два года я избегала кладбища, зная, что стоит мне увидеть её имя на камне – и всё рухнет. Всё то хрупкое равновесие, которое я с таким трудом выстроила. Надеюсь, мама простит меня за это долгое молчание.

Я доехала до отеля – уютного, с выцветшими обоями и скрипучим лифтом. Наша с мамой квартира осталась пустой, запертой на ключ где-то в глубине моей сумки. Я не могла туда зайти. Не сейчас. Может быть, никогда. Помню, как три года назад, сразу после её смерти, я осталась одна в тех стенах. Всё кричало о ней. Запах – её духи «Красная Москва», смешанные с ароматом пирогов. Каштановые волосы в раковине – будто она только что причесалась. Очки на тумбочке у телевизора – мама всегда забывала их там перед сном. Я продержалась три дня. Три дня, когда каждый уголок квартиры шептал: «Она только вышла, она скоро вернётся». А потом я сбежала. И теперь, спустя годы, выбрала номер в отеле с жёлтыми шторами и слишком жёстким матрасом – лишь бы не слышать этого молчания там, в её доме.

Я не вставала с кровати сорок восемь часов. Номер отеля превратился в капсулу времени. Пустые пачки чипсов на тумбочке. Пепельница, переполненная окурками с помадными следами. Единственный проблеск реальности – звонок Антону. Он показал Луну, уткнувшуюся мордой в мой оставленный свитер, и Тень, гордо восседающего на моей подушке.