Съехались к старому городу, где в дуплах развалин было много птиц. Весеннее солнце, лед на лужицах, боевые веера, крики дам, льдинки на земле, как пластины панцирей, и панцири поверх кафтанов, как драконья чешуя. Пух перепелов летел как перья Великого Вея, заклеванного противником, – скоро прорастет просом.
Всех удачливей были две птицы: сизый, с темными усами по бокам сапсан, принадлежащий Луху Медведю, и великолепный белый кречет Марбода Кукушонка, подарок герцога Нахии. Марбод получил от герцога трех птиц. Одного оставил себе, другого отдал за убийство Ферла Зимородка, а третий сдох месяц назад, и Марбод тогда два дня пролежал, накрывшись с головой одеялом.
Боевой друг Марбода, Белый Эльсил, высмотрел на тропке следы лошади, и сказал:
– Никак это отпечатки Жемчужной Пяди, той, которую ты, Марбод, подарил чужеземцу. Сдается мне, что он поперся в стеклянную гору, и как бы он не сломал свою шею.
Марбод возразил, что этот человек колдун, и шею ему сломать трудно.
– Я же не говорю, что он сломает шею в горе, – отвечал Эльсил, – а я говорю, что он свалится с коня, потому что на коне он ездит хуже хомяка.
– Да, – сказала задумчиво прекрасная Идрис, гладя сизого ястреба-перепелятника, – живой человек в стеклянный дворец не полезет. Мой дед полез, но сошел с ума.
– Рассказывают, Марбод Кречет в Золотую Гору лазил.
Лух Медведь сказал преувеличенно громко:
– Так то рассказывают.
Через некоторое время Кукушонок незаметно исчез.
– Сдается мне, – сказал один из людей Луха хозяину, – что Кукушонок принял близко к сердцу ваши слова.
Лух подумал: «Не мне жалеть, если он пропадет в стеклянной горе, да и басни все это, нету тут никакой дырки на небо».
Охотники, однако, поскакали к старой катальпе.
* * *
Ванвейлен закрепил веревку за ствол ближайшего эвкалипта, осторожно съехал в дыру и посветил фонариком. Как он и предполагал, взрыв пробил каменный свод пещеры, – далеко вниз уходила черная лестница, засыпанная грудами сверкающих кристаллов.
Вдруг веревка закачалась и отошла от стены.
– В стеклянный дворец хотите?
Ванвейлен ошеломленно поднял голову.
Наверху стоял Марбод Кукушонок и правой рукой держал веревку, на которой качался Ванвейлен. За спиной колчан, в колчане стрелы с белой соколиной опушкой торчком над белокурой головой, и посреди стрел – живой кречет. Птица топорщила крылья, гулькала. Ванвейлену не очень-то понравилось висеть на веревке в руках Марбода.
Марбод поднатужился и выдернул его наверх.
– А раньше тут этой дырки не было.
– Не было, – буркнул Ванвейлен – так стало.
Марбод улыбнулся. Он знал, что колдун найдет заколдованный храм. Он за этим и рассказывал о храме колдуну. Как только чужеземный колдун увидит, как Марбод ищет заколдованный храм, он обязательно заинтересуется этим делом.
– Я с вами, – сообщил Марбод.
– Не боитесь оборотня? – сказал Ванвейлен.
– Сроду того не было, – ответил Марбод, – чтобы оборотень съел кого-то днем.
– Тогда принесите факелы, – сказал Ванвейлен.
Глаза Марбода задумчиво сощурились.
Все колдуны очень непоследовательные люди. Сегодня они садятся на облако и летят к богам, а завтра, если им надо идти из одного сельца в другое, месят ногами грязь… Марбод, например, сам видел, как Ванвейлен сшиб мишку карманной молнией, а потом в замке Лахнер Ванвейлен висел на бревне, как окорок, хотя дело шло о его жизни. Говорят, что колдовская сила в колдуне то спит, то бодрствует. Вот и сейчас: пока не появился Марбод, колдун намеревался лезть в пещеру без света, полагаясь на колдовской глаз, – а между тем Марбод доподлинно знал, что Ванвейлен видел в темноте хуже цыпленка.
