Ванвейлен глянул вниз и остолбенел. Уходя с Марбодом, он отдал мешок со снаряжением прибежавшему к горе Бредшо, во избежание неприятностей. И только небольшой лазерный пистолет, сунутый им в карман куртки, остался на месте. Каменный шип порвал куртку, ствол высунулся из прорехи, предательски помаргивая линзой.
– Дайте-ка это сюда, – сказал Марбод.
Ванвейлен мертвой рукой вынул пистолет, впрочем, расписанный для конспирации зеленым и белым. К тому же в лазере имелся датчик, а на руке Ванвелена – толстый браслет, подававший датчику сигналы. Благодаря этому из лазера мог выстрелить только Ванвейлен.
Марбод подвертел в руках странную штуку, попробовал на зуб и принюхался. Штука пахла Ванвейленом. Глаза Марбода как-то странно зажглись. Несмотря на то, что ствол был не из металла, а из пластика, несмотря на то, что ни одно оружие в мире Марбода не имело такого кургузого вида и линзочки на конце, Марбод, казалось, чутье профессионала уловил в этой штуке что-то родное.
Вдруг Марбод оставил пистолет в покое и сказал:
– Где-то в горе есть дворец, во дворце озеро или река, в реке – меч последнего Белого Кречета.
– Последнего Белого Кречета? Но ведь вы тоже Белый Кречет?
– Последнего короля из рода Белых Кречетов, – уточнил Марбод.
– Марбод, строители этого храма знали гораздо больше, чем ваш народ. Золотой Улей разрушили, когда ваши предки завоевали империю. Здесь не может быть мечей ваших королей.
Марбод усмехнулся сразу тысячью отражений.
– Город разрушили век назад.
– Но песни…
– Певец в замке поет то, за что платит хозяин замка. Мы сожгли много городов, но Золотой Улей остался цел, а губернатор его поклялся в верности Ятуну Кречету и положил начало роду Мохнатого Синко. После гибели последнего из королей-Кречетов его младший сын бежал сюда, к своему верному вассалу, и сидел здесь еще полгода. Когда город взяли, узурпатор Шадаур Алом приказал его разрушить, а земли отдал Опоссумам. Город велел убить. Храм, однако, провалился сквозь землю, и некоторые поют, что в храмовом озере утонул истинный меч.
Марбод встал, встряхнулся, чтоб сошлись пластины на панцире.
Ванвейлен усмехнулся. В замке пели, что в мире сменяли друг друга века: золотой, яшмовый, хрустальный, железный, и не очень, видимо, ошибались. Не считая, конечно, того, что нынешнему, железному веку, не хватает железа даже на сплошные доспехи.
– Что же до здешних чудес, – сказал Марбод, – предки мои учили, что бог – это Свет, и что все прочие боги – его отражения и атрибуты, и они возводили залы и статуи из одного света, и свет открыл им о себе удивительные тайны, как вы это видите здесь.
– Почему же, – спросил Ванвейлен, – король Шадаур Алом не приказал меч выловить?
– Потому что этот меч испепелит руку любого самозванца, который до него дотронется, и Шадауру не очень-то хотелось разыскать меч, который сожжет ему руки.
Марбод помолчал.
– Мне, – сказал он, – давно нагадали, что в подземном храме я найду солнечный меч и помощника. А из предсказанного многое исполняется, особенно потому, что предсказано.
«Насчет солнечного меча можешь считать, что предсказание исполнилось», – подумал Ванвейлен, глядя на лазерный пистолет в руках Марбода.
– Помощника – в чем? – спросил Ванвейлен вслух.
Марбод испытующе глядел на него. Красивое, спокойное лицо, совсем не такое, как тогда, когда он на глазах Ванвейлена в Черной Деревне рубил пленников: «Ах вот не хотите, суки, выкупаться за двадцать ишевиков? А за десять мне вас кормить будет дороже…»
