Вот и Борхес пишет об «Истории упадка и разрушения Римской империи» Эдуарда Гиббона:
«И все-таки труд Гиббона остаётся в целости и сохранности; не исключено, что и превратности будущего его не коснутся. Причин здесь две. Первая и самая важная – эстетического порядка: он околдовывает, а это, по Стивенсону, главное и бесспорное достоинство литературы. Другая причина – в том, что историк, как это ни грустно, со временем сам становится историей, и нас теперь занимает и устройство лагеря Аттилы, и представление о нем английского дворянина XVIII века. Столетие за столетием Плиния читали в поисках фактов, мы сегодня читаем его в поисках чудес, – судьба Плиния от этого нисколько не пострадала».
(Х.-Л. Борхес. «Эдуард Гиббон. Страницы истории и автобиографии»)
Именно такие «вечные» книги и интересуют широкие массы любителей истории.
Поэтому вывод из этих наблюдений не совсем оптимистический для исторической науки. Если читатели в массе своей поглощают «проверенные временем» исторические сочинения, то это значит, что они живут в плену литературного мифа и не имеют современного научного представления об историческом процессе.
У истории больше сходства с поэзией, чем с наукой
По Аристотелю, поэзия больше подходит для изображения истории, чем наука.
Пока события не встроены в сюжет, пока нет персонажей и действующих лиц – это не история.
История – только то, что можно помыслить в виде сюжета (отбор материала и развитие темы). Это касается даже «абстрактных» тем.
«Толщи веков» не существует (не «новая хронология»)
На самом деле и без «новой хронологии» все в истории было сравнительно недавно.
Я, например, всего через три рукопожатия знаком со Львом Толстым (мой знакомый общался с монахиней Шамординского монастыря Серафимой Бобковой. Она умерла в 1990 в возрасте 105 лет. Через неё у меня и с оптинским старцем Амвросием три рукопожатия. А старец умер в 1891 году).
Просто представьте, что Иисус жил всего 80 поколений тому назад.
Область знания, в которой используются научные методы, не более. Предмет этого знания полностью нематериален – прошлое.
Причем у «исторической науки» нет ни одного собственного фундаментального закона – все заимствованы из других наук и областей знания.
Историю можно изучать только на локальном отрезке времени и на ограниченной территории. Постижение истории человечества превосходит возможности и способности историка.
Историческое исследование не научно в строгом смысле слова ещё и потому, что это всегда и личность историка, который к тому же сам со временем становится историей.
Задача истории – восстановить ход событий, их причины и мотивы, указать последствия. Все это каждый раз уникально, не повторяемо, не воспроизводимо. Любое историческое исследование – конкретно, а не универсально, его выводы и даже методы не приложимы к изучению других исторических явлений и ситуаций. То есть оно не «объективно» в «научном» смысле слова. Историк – скорее, образованный следователь, а не учёный. И немного – художник (если он действительно велик).
История государства и история народа
Как известно, Н.А. Полевой назвал свой исторический труд «Историей русского народа» (т. 1—6, 1829—1833), в противовес карамзинской «Истории государства Российского».
Мысль понятная и достойная уважения. Однако непредвзято говоря, история народа, народная история – эти понятия по сути приложимы только к евреям, вся история которых есть сохранение, сбережение и осмысление себя как народа.
