Стоик - страница 10
– Да, пожалуй, – неторопливо проговорила она. – Другого способа я не вижу. Но этот лондонский план нужно продумать очень тщательно. И я думаю не только о себе.
– Не сомневаюсь, – ответил Каупервуд, – но с толикой везения пробьемся как-нибудь. Я считаю, что в качестве одной из мер предосторожности нам следует как можно реже показываться на публике вдвоем. Но прежде всего мы должны придумать, как нам отвлечь внимание Эйлин. Потому что она, конечно, все о тебе знает. Она давно подозревала, что между нами есть какая-то связь – с тех пор как я стал наведываться к тебе и твоей матери в Нью-Йорке. Прежде я не считал возможным говорить тебе об этом – мне казалось, я тебя ничуть не интересую.
– Просто я тебя не\\\знала по-настоящему, – поправила его Бернис. – Ты был для меня слишком трудной загадкой.
– А теперь?..
– А теперь, боюсь, знаю тебя еще меньше.
– Сомневаюсь. Но что касается Эйлин, то у меня нет решения. Она такая подозрительная. Пока я здесь, в этой стране, и наездами бываю в Нью-Йорке, она, похоже, не возражает. Но если я уеду, и ей покажется, что я обосновался в Лондоне, и об этом заговорят газеты… – он замолчал, задумался.
– Ты боишься, что она начнет говорить или приедет и закатит тебе сцену – что-то в таком роде?
– Трудно сказать, что она может сделать или чего не может. Если ее немного отвлечь, она, вероятно, ничего и не сделает. Несколько лет назад у нее случился очередной приступ депрессии, она начала пить и попыталась покончить с собой. – (Бернис нахмурилась.) – Я предотвратил это, вошел к ней, взломав дверь в ее комнату, и поговорил с ней по душам.
Он описал ей эту сцену, но не стал изображать себя таким бескомпромиссным, каким был тогда.
Бернис слушала, она теперь прониклась убежденностью в неумирающей любви Эйлин и почувствовала, что втыкает еще одно терние в неминуемый венок этой женщины. Вот только, возражала она самой себе, не в ее силах изменить Каупервуда. Что же касается ее самой и ее желания тем или иным образом отомстить обществу… то ведь и она любила Каупервуда. По-настоящему любила. Он был для нее как сильнодействующее средство. Его умственное и физическое обаяние были огромны, практически неотразимы. Она считала важным для себя добиться конструктивных отношений с ним, не нанося дополнительных огорчений Эйлин.
Она замолчала, задумалась, потом сказала:
– Это серьезная проблема, правда? Но у нас нет времени на ее рассмотрение. Оставим ее на день-другой. Я, можешь не сомневаться, все время думаю об Эйлин… – Она посмотрела на Каупервуда, широко раскрыв глаза, задумчиво и любяще, ее губы растянулись в слабой, но все же одобрительной улыбке. – Вдвоем мы справимся, я это знаю.
Она поднялась с кресла у огня, подошла к нему, села на его колени, принялась ерошить его волосы.
– В этом мире не все проблемы носят финансовый характер? – загадочно сказала она, прикасаясь к его лбу губами.
– Далеко не все, – весело ответил он, воодушевленный ее ласковым сочувствием и поддержкой.
А потом, чтобы немного развлечься, он предложил ей после вчерашнего обильного снегопада прокатиться на санях – прекрасный способ закончить день. Он знал одну очаровательную гостиничку рядом с озером на Северном берегу, где они смогут поужинать под зимней луной.
Вернувшись этим вечером поздно домой, Бернис села в своей комнате перед огнем, думая и планируя. Она уже телеграфировала матери, прося ее немедленно приехать в Чикаго. Она отправит мать в один отель в Норт-Сайде и зарегистрирует там их обеих. Когда ее мать поселится там, Бернис сможет набросать план действий, о котором они говорили с Каупервудом.