Я вообще не представляла себе, как он сидел за партой, потому что по моим соображениям Лёха не смог бы просидеть спокойно даже пяти минут (о нескольких уроках речь даже не велась). Это был своеобразный «вечный двигатель», а так же «вечный прыгатель» и «вечный бегатель».
Кстати, в школе Лёха тоже был известен, как первый сорванец и возмутитель спокойствия всего педагогического коллектива. Об этом наш дом узнал, когда возле подъезда, где проживал Лёха, в один прекрасный день остановился милицейский «УАЗик». Вышедший из него человек в форме хмуро поздоровался с сидящей на скамейке тётей Ниной с первого этажа и стал расспрашивать её про мальчика из двадцать пятой квартиры, под которым, конечно же, подразумевался Лёха: давно ли он проживает в этом доме, с кем проживает, как характеризуется жителями подъезда и дома в целом, ну, и так далее.
Тётя Нина, у которой Лёха периодически рисовал мелом на двери улыбающиеся рожицы или чёртиков, не преминула рассказать стражу порядка обо всех Лёхиных проделках. При этом для своего рассказа красок она не пожалела, расписав все Лёхины «подвиги» в самых ярких тонах и оттенках. Сама она довольно тяжело дышала, дойдя до конца своего повествования. И неизвестно, что именно было тому виной: то ли возмущение, то ли от гордость, что теперь-то уж «она вместе с милиционером призовёт хулигана к ответственности» – но эмоции для лица тёти Нины тоже не пожалели краски. В основном, конечно, красной.
От рассказа уважаемой пенсионерки милиционер помрачнел ещё больше и зашёл в подъезд, видимо, намереваясь услышать подтверждение слов соседки от других жителей, а, может быть, даже и от самого Лёхи. Крикнувшей ему вслед тёте Нине «А что случилось?» – милиционер не ответил.
Но ведь всем известно, что шила в мешке не утаишь. К вечеру от Лёхиной бабушки – Валентины Петровны – соседи, совершавшие вечерний моцион «прогулки на свежем воздухе», попросту сидя на лавочках с обеих сторон подъезда, узнали, что её внук «прославился» тем, что его безобразиям, видимо, двора уже не хватало, и они просочились с дворовой территории на школьную. Хулиганский поступок состоял в том, что Лёха, зашедший в учительскую за классным журналом, незаметно прихватил с собой ключ от учительской.
– Ладно бы на этом всё закончилось! – восклицала с возмущением Валентина Петровна, – так ведь что учинил, негодный мальчишка! Запер потихонечку учительницу математики, которая что-то писала в своей тетради, в учительской, а ключ спрятал – где бы вы думали?
– Где? – хором спросили обе лавочки.
– Под паркетной доской в коридоре! – в отличие от тёти Нины, Валентина Петровна стояла бледная, как наволочка.
– Ох! – не сговариваясь, выдохнули лавочки. И через полминуты превратились в рой жужжащих пчёл, обсуждая очередную Лёхину выходку.
Если бы Лёха вышел в тот вечер на улицу, то, наверное, весь рой так бы и вонзился в его руки и ноги. Но Лёха так и не появился среди гуляющих сверстников, из чего можно было сделать вывод, что старый ремень в тот вечер «в воспитательных целях» всё-таки был пущен в ход.
Своего велосипеда у Лёхи не было. Дворовые же ребята свои «вéлики» давать Лёхе напрокат опасались, потому что все знали: если в его руки попадёт какая-то вещь, целой и невредимой она уже к владельцу не вернётся. Он умудрялся сесть на велосипед и, отъехав метров на тридцать, обязательно врезаться в дерево или наехать на камень. Или с гиком заехать на чужом велосипеде в самую глубокую лужу и застрять там. Поэтому владелец двухколёсного агрегата мог рассчитывать в лучшем случае на то, что велосипед ему вернут мокрым и грязным.
