Стокгольмский синдром - страница 50
– Я ответила тебе, когда сказала: «Забей». Это значит, что я не хочу это обсуждать. Даже с тобой. Возможно, ты и вправду этого не помнишь, но пока что мы просто трахаемся с короткими перерывами на сон. Думаешь, если ты видел меня голой…
Он не стал дожидаться конца монолога, просто закрыв ей рот рукой. Кончики его пальцев пахли селедкой.
– Когда-нибудь потом, когда тебя будет поебывать твой этот Парень-Который-Быстро-и-Без-затей, ты вспомнишь этот разговор. Наверное, тогда до тебя дойдет, насколько тебе со мной было легко и просто. Насколько ты мне доверяла. И это будет пиздецки неприятным открытием… Детка, если я тебя спрашиваю, чего как, то не для того, чтобы ты вывалила на меня этот свой ПМС или как это у вас там называется. Я просто хочу знать, в чем проблема. У тебя болит голова? Окей. Я знаю способ, как это исправить. Верняк. Но если ты действительно хочешь меня накормить – я только за. Усвоила? – Майя кивнула, чувствуя себя дурой, но при этом страшно удачливой. – Будем считать, что твоя истерика кончилась, не успев начаться.
– Саймон… – она протянула руку, прихватывая его за пояс джинсов.
– Ну?
– Что ты хочешь?
– Ммм… Минет, «Егерь-бомбу» и омлет со спаржей. Последовательность роли не играет. Изобразишь?
– Попробую, – отозвалась Майя, припоминая, есть ли в ее холодильнике спаржа.
Спустя еще четверть часа Саймон получил свой омлет. Вылив остатки молока из пакета в кружку, фрекен Нордин поставила ее в микроволновку: хотелось теплого молока с кусочком хлеба. В который уж раз отметив, что желания у нее совершенно дурацкие, отказать себе в этом она не смогла. Хеллстрем ел, она пила молоко, отщипывая понемногу хлеб и пытаясь лепить из него плотные шарики непослушными пальцами. Почти как в детстве… Чувствуя, что сквозняк окончательно зацеловал ее босые ступни, она забралась в кресло с ногами, превращаясь в подобие большой кошки, напевая что-то себе под нос и бросая редкие взгляды на своего странного гостя.
Несмотря ни на что, она не хотела, чтобы он уходил.
Корочка упрямо крошилась под пальцами, потому она съела ее, как есть – макая в молоко и ловя губами белые теплые капли, норовившие упасть на грудь или запутаться в ее распущенных волосах. От этого увлекательного занятия ее отвлек резкий звук вилки, ударившейся о стекло. Бросив есть, Саймон уставился на нее, дерзко задирая подбородок.
– Что? – поинтересовалась она, не понимая причины столь пристального внимания к ее скромной персоне.
– Ничего, – он на мгновение втянул щеки, кривя губы. – Сделай милость, дай мне спокойно поесть.
– А что я…
– Да ни хуя! – рявкнул Саймон. – И с этого ни хуя ты устроила целое представление, будто я в каком-то блядском цирке! Детка… – он сменил гнев на милость, понижая тон и соскальзывая в самый низ своего баритона. – Все это, – он неуклюже, но похоже изобразил ее заигрывания с едой, – наталкивает меня исключительно на непристойные мысли.
– Ты это серьезно, что ли? – Майя искренне удивилась его прыти в пограничном между нормой, пьянством и обдолбанностью состоянии. Удивление стерло даже отблеск улыбки с ее лица.
– Охуеть… Нет, я шучу. Если мой член упрется в твой милый стеклянный стол – не парься. Это оттого, что я очень плохо воспитан.
– Прости, я больше не буду. Пожалуй, лучше мне заняться твоей «Егерь-Бомбой». Швепс вместо Ред Булла прокатит?
– Дерьмо получится, – емко прокомментировал Саймон.