Она включила воображение, прислонившись к стене и даже не пытаясь выйти следом. Интуиция подсказывала: Хеллстрем примет на грудь остатки вискаря – для начала. Представив движения его кадыка, фрекен Нордин почувствовала себя крайне неуютно, чувствуя все ту же острую, припадочную нежность, граничащую с болезненным желанием принадлежать ему. Из состояния томной неги ее вывел резкий звук бьющегося стекла, когда пустая бутылка в уверенной руке Саймона превратилась в опасный цветок. Наверняка соседи тоже услышали, но никто из них не вышел на лестничную клетку. Старички и старушки – это вчерашние бунтари, выродившиеся до вуайеристов, привычно подглядывающих в дверные глазки, жадных до чужой жизни и ее пошлых подробностей.
Черт с ним, осколки она потом уберет.
Майя знала Петера достаточно хорошо, чтобы понимать: инстинкт самосохранения возьмет верх – и он сбежит по лестнице вниз раньше, чем Саймон расчертит его бутылочной «розочкой». Вопрос лишь в том, что сильнее врежется в податливый пластилин его памяти: татуированная рука с угрожающим осколком или изрядных размеров болт – не чета его собственному. При мысли о том, что болт этот наверняка эрегирован, девушка закусила губу, рефлекторно натягивая футболку на колени.
Хеллстрем вернулся после недолгой возни. Вернулся победителем, несмотря на сбитые костяшки пальцев на правой руке и отчетливое прихрамывание: на светлом полу оставался смазанный кровавый след. Хрупкий, но опасный стеклянный цветок и вправду был при нем.
Его член действительно стоял, а взгляд был совершенно диким. Сейчас Грешник выглядел довольно опасным, но Майя молча обняла его за пояс.
– Скажи мне то, что я хочу услышать. И быстро, – отозвался Саймон.
– Психопатина ты конченый, вот что. Но ты охуенный, Симме… – она сказала только то, что думала в этот момент. Подумав немного, она подняла голову и лизнула его колючую щеку – медленно, с оттяжкой, ничуть не думая о том, что прямо сейчас он может легко расписать весь ее левый бок кровавым узором.
Видя улыбку, криво задравшую уголок его губ кверху, она поняла, что ей повезло в очередной раз угадать его настроение. Свободной рукой Хеллстрем легонько сжал ее ягодицу, притягивая Майю ближе, упираясь в ее живот дулом своего внушительного орудия.
– Цени.
– Пойдем в ванную. Я займусь твоей ногой…
Ничего не ответив, он аккуратно положил свое импровизированное оружие на маленький столик у двери, на котором Майя обычно держала неоплаченные счета. Выдохнув, она позволила ему на себя опереться, надеясь, что если осколок и попал в его стопу, то не прошел слишком глубоко. Немного зная Саймона Хеллстрема, она не хотела бы заниматься сексом в воде, окрашенной кровью, даже если она будет его собственной.
Но до этого дело и не дошло: он молча смотрел сверху, как она промывает узкий просвет пореза хлоргексидином, потом – как заклеивает его рану пластырем. Закончив возню, Майя выпрямилась, не вставая с колен, прижимаясь щекой к его горячему животу и проходя прохладными ладонями по твердой задней поверхности его длинных ног.
– Чего ты хочешь, Симме? – она понимала, что колкое, словно газировка, напряжение уже покинуло его сознание, но не тело. – Просто скажи – я сделаю.
– Спасибо. Согрей мне постель, Майя…
В его спокойном голосе не было и тени рвения, с которым его член тыкался между ее грудей. Подняв голову, Майя посмотрела на Саймона, стараясь не выглядеть слишком разочарованной. Она почти хотела отсосать ему здесь, в своей собственной маленькой ванной, упираясь коленями в облезлый коврик. Она была готова облизывать его всего – от кончиков его по-детски коротких пальцев на ногах до темных бровей, испытывая что-то среднее между сильным желанием и легким благоговением.
