Я очень на это надеялась.
– Уберите осколок, – поморщился охранник.
– Телефон! – рявкнула и тут же закашлялась. Договаривать пришлось практически шепотом: – И выйдите вон.
Он задумался. Смотрел то мне в глаза, то на осколок, потом на разбитое окно и мои голые ступни…
– Дайте мне пять минут, – уголок его губ дернулся. – У меня нет при себе телефона.
– Жду, – прошипела, кивая на дверь.
Было холодно и страшно, а душу раздирали сотни противоречий и сомнений. Но разве они оставили мне выбор?
Через минуту в коридоре послышался звук шагов, и я порывисто развернулась, но вместо Николая в дверях появился Он.
Если еще пять минут назад я считала себя напуганной, то ошибалась. Страшно стало именно сейчас, когда темные глаза этого мужчины скользили по мне и будто прожигали насквозь.
Прислонившись плечом к косяку, хозяин дома слегка склонил голову и, глядя на меня с кривой усмешкой на красивых губах, произнес:
– Добрый вечер, Ева.
– Не добрый, – отрывисто ответила я мерзавцу, о котором до сих пор не знала ничего, даже его имени. Замерев, я настороженно наблюдая за ним, чувствуя, что вот-вот упаду в обморок то ли от холода, то ли от страха.
Он выглядел дорого.
Аккуратная прическа, темно-синий пиджак, скроенный явно на заказ и отлично сидящий на широких плечах, шейный платок, завязанный замысловатым узлом.
Хозяин жизни, уверенный, что все будет у его ног, стоит только пожелать.
– Да, ты права, – спокойно согласился он, отлипая от стены и неторопливо направляясь ко мне. – Ева, ты очень беспокойная гостья.
Он по-особенному, с видимым удовольствием протянул мое имя, и почему-то в этот момент мне стало по настоящему жутко.
– Не подходите!
Я сделала шаг назад, по-прежнему не отнимая стекло от руки. Он усмехнулся, но и не подумал послушаться, пересекая музыкальный зал с ленивой грацией хищника, подходящего к загнанной в угол и обреченной добыче.
– Иначе что? Вены порежешь? Это блеф, моя дорогая, и мы оба это прекрасно понимаем.
– С чего это? – холодно спросила я и плотнее прижала прозрачное лезвие к коже, и оно легко ее рассекло. Крупная капля покатилась вниз по руке, прочерчивая ладонь темно-красным росчерком.
– С того, что ты слишком хочешь жить, для того, чтобы всадить в себя осколок, а все другие раны от меня не избавят. Ну порежешь ты вены, и что? Я перетяну их до приезда врача. Ты останешься при тех же исходных, но со шрамами.
Он говорил ровно и совершенно спокойно, и в его голосе ощущалась непоколебимая уверенность в своей правоте. И самое отвратительное в том, что я тоже понимала, что он прав. Я не хотела, не могла умереть.
У меня есть бабушка, и я не имею права поступить с ней таким образом.
Но не сдаваться же?!
Мужчина остановился в двух шагах от меня и с видимым удовольствием окинул взглядом мою закутанную в простыню фигуру, а после достал из кармана телефон и протянул мне:
– Ты просила, – а после указал взглядом на стекло в моей ладони. – Обмен. Не нужно портить себя самостоятельно, с этим отлично справлюсь я.
В моей душе вновь всколыхнулась темная волна ненависти, поднимаясь из глубин к поверхности и затопляя на своем пути все другие эмоции. На плаву оставалось только болезненно-острое осознание собственного бессилия. Оно тесно переплеталось с ненавистью к этому человеку и связывало меня по рукам и ногам, выбивая остатки гордости.
Мне нужен телефон.
Я осторожно, стараясь не касаться кожи этого морального урода, взяла смартфон и разжала пальцы другой руки, выпуская из них стекло.
