– Zagnali? – удивилась Ким.
– Да, как беспородных коней, – вставил Костя.
– На колбасу, – подтвердил гитарист группы «Джопасве́ри» и подмигнул мисс Палмер.
– Самый храбрый я в лесу… – пропел я в рифму, – но боюсь одну глисту…
– Вот! – Осип гордо показал на меня пальцем. – Без баб же никуда. Любовь любовью, но! Надо же род продолжать.
– Rod? – не поняла Ким.
– Да. Детей рожать.
– Потому что, если бы детей вынашивали папы, рождались бы одни богатыри по шесть-девять килограмм, – тут же понесло меня вразнос. – Если бы гиппопотамы вынашивали человеческих детёнышей, то мы бы рождались сразу тучными взрослыми. А если бы киты – то целыми многодетными семьями!
– Где ты накурился от большой ашхабадской папиросы? Я тоже так хочу, – перевозбудился лидер рок-группы «Жопа зверей», известный в тусе фрик, лабух и графоман.
– Да-а! От такой затянешься, и Буль-Буль оглы! – поддержал клавишник и подмигнул мисс Палмер.
– Каннабис – фигня, – мечтательно закатил глаза барабанщик. – Есть и покруче рецептуры. Водка, газированная углекислым газом в совдеповском сифоне, валит с ног чисто пулемёт.
– Те, кто проходил курс студенчества в шестидесятые, не дадут соврать, – подтвердил Осип.
Дог опять громко зевнул. Для этого ему даже не потребовалось снимать увесистую челюсть со стола.
– Не, на фиг, – замотал патлатой башкой фронтмен, он же вокалист и гитарист – тогда уж лучше мухоморчики-корнешончики.
– Чувак у Карлоса Кастанеды поднабрался, – пояснил американке за коллегу басист и добавил для нас с Костей: – А я вот мечтаю изготовить самогонный аппарат.
– Да-да! – подхватил Костя. – Гони на зверобое! И цвет даёт, и вкус.
– И зверей убивает, – резюмировал я. А что ещё мне оставалось?
Захмелевший Нищебродский тем временем пошёл вразнос. Он подхватил американку на руки и полувскружил хрупкую фигурку под обветшалыми сводами имперского чертога. Уткнулся носом и бородой в зону декольте, драпированную чёрным джемпером, так что со стороны это не выглядело бестактностью, и упивался ядерной микстурой русско-американского воздуха, этаким продуктом двух атомных батареек, вечно зацепляющихся однотипной полярностью, и оттого искрящих и в мороз, и на солнце. Взрывоопасный бленд колониальной демократуры с марксизмом-ленинизмом.
– Ким, так комфортно кружить тебя на руках! Сколько ты весишь?
– Hundred ten.27
– Вы слышали? Хандрэд тэн! Золотой американский стандарт! Мисс! Я самый преданный ваш поклонник в этой чумазой стране.
Осип потащил девчонку прочь из комнаты. За ними хлопнула дверь. Потом вторая – дверь ванной. Патлатые дрыщи покорно опустили глаза.
Тем временем на кухне гремел позитивчик. «Могу ли я рассчитывать на вас? – комплексовал запевала, а напарник тут же подхватывал: – Светская девушка из высшего общества». Да, это была та самая песня! «Хай сосайети гёрл» – под это старьё датского дуэта «Лэйд Бэк»28 на советских дискотеках вставали все. Даже самая распоследняя толстая и ленивая жопа отлипала от подоконника. «Хай-хай», – подпевали сиплые глотки, выделывая нехитрые коленца. Если в те моменты выставить вперёд ладони, далеко за танцполом ощущалось электричество молодёжного духа, единение сердечников, качающих типовую волну, точно такую же, как в допотопные времена устремлялась в космос из маковки пирамиды Хеопса. Жизнь была прекрасна и обещала таковой оставаться и впредь. Эх, где мои шестнадцать лет!
