– Без тебя и жизнь не мила. – Аркаша шлепнулась на стул и, сунув в рот тефтельку, с блаженным видом обняла термос.
– Только не говори, что ты осознанно пошла на конфликт с директором только потому, что без меня не могла нормально добывать себе пищу. – Маккин встал за спиной девушки и, притворившись смертельно обиженным, надулся.
– Вефно… то есть вехно… – Стукнув себя по ключице кулаком, словно это могло помочь картофелю гораздо быстрее проскочить внутрь, Аркаша попробовала еще раз: – Верно. Без хорошенького мальчика меня никто не кормит. Так что, хорошенький мальчик, придется тебе подле меня постоянно крутиться. Шаг влево расценивается как бегство, шаг вправо – попытка. За каждое трепыхание смельчака будет ждать кара.
– Вот как. – Лицо юноши разгладилось. – Спасибо тебе.
– Эгей, сударь, чего это вы меня благодарите? – Аркаша, хмыкнув, тяпнула сочный бочок наливного помидора. – Вас взяли в плен. Трепещите! Выкуп не планируется, подкуп тоже.
– А если серьезно? – Маккин оперся ладонями на спинку Аркашиного стула. – Зачем ты пыталась защитить меня перед Скальным?
Аркаша откинула голову назад, недоуменно воззрившись снизу вверх на русала. Основательно покусанный огурец торчал из уголка ее рта, как набухшая от влаги папироска.
– Кто же будет стоять в стороне, когда страдает тот, кто тебе не безразличен? – Девушка ткнула пальцем в стакан с какао, прокатив его по поверхности стола. – Привязанность – штука сложная. Я вот вообще слаба в этом. У меня за всю жизнь всего один друг был. Сравнивать мне не с чем, а в какой-то момент и дорожить-то стало нечем. Но одно я знаю точно: если ты снова меня оттолкнешь, это будет болезненно.
– Оттолкну? – тихо переспросил Маккин. Он наклонился к сидящей спиной к нему девушке так низко, что волосы его длинной челки заскользили по ее макушке.
– Если уж разделил со мной секрет, – интонации Аркаши наполнились беззаботной деловитостью, – то дели и дальше. Рассказывай, что тебя волнует, чего боишься, почему желаешь спрятаться. А после всего случившегося – и подавно. А то ишь, все беспокойство захапал себе! В одиночку страдает. Жадюга.
Лоб Маккина прижался к плечу Аркаши, сильные руки обхватили девушку, вжимая ее в спинку стула.
– Ой. – Она выронила тефтельку.
– Чуть-чуть, – шепнул юноша, – можно мне еще чуть-чуть побыть так?
– А… ладно. – Аркаша смиренно сложила руки на коленях, ощущая, как теплое дыхание Маккина шевелит ее взлохмаченные пряди, и те, скользя по воздуху, задевают локоть.
– Крутящийся вокруг русал с севера будет выставлять тебя в неприглядном свете. Одумайся.
– Пусть другие одумываются. – Аркаша сложила пальцы в кулаки и тюкнула ими друг о друга, изобразив приветственный (и воинственный) жест старосты вервольфов Рудольфа Фрая. – Ты лучше многих и вовсе не обязан кому-либо это доказывать.
– Я могу крутиться рядом? – Маккин сжал ее сильнее, и Аркаша всерьез забеспокоилась, что поглощенные тефтельки перепутают направление и дружно замаршируют обратно.
– Да… – просипела девушка. – Не будешь ты, прилипну я. А я временами бываю упорной. Наверное…
Маккин отстранился и поспешно прикрыл заалевшие щеки ладонями. Помявшись немного, он неуверенно, но довольно бодро предложил:
– Рогалик будешь?
Стакан выскользнул из рук девушки и с тяжелым стуком рухнул на стол, лишь каким-то чудом не разбившись.
– Какой рогалик?
– С крошкой шоколадной… – Маккин растерянно покосился на тарелку в своих руках, совершенно не понимая, почему Аркаша смотрит на сладкие рогалики так, как будто те могут внезапно атаковать…
