– Если вы о покушении – нет, я ничего об этом не знал. Красен знал, теперь я уверен, но он ни с кем этого не обсуждал.
– Почему ты уверен, что он знал об этом заранее?
– Потому что он не удивился, когда это произошло.
– Вот как. И не удивился тому, что покушение провалилось?
– Над этим он посмеялся, но не обрадовался и не расстроился. Мне показалось, что он не знал о провале заранее, но ничего против него не имел.
– Посмеялся, значит… – Лицо Огненного Сокола перекосилось. – Скажи, а ты знаешь почерк секретаря третьего легата?
– Да, конечно. В канцелярии я часто работаю с его документами.
– А подделать его ты мог бы?
– Конечно. По памяти вряд ли, нужно иметь перед глазами образец. И не три слова, а страницу хотя бы.
Глупо было отказываться – все знают, что Волчок может подделать любой почерк. Значит, Огненный Сокол знает о записке Государю. И знает даже, чьим почерком она написана. После секретаря третьего легата Волчок будет следующим подозреваемым.
– Я воспользуюсь этим, если понадобится… – Огненный Сокол кивнул. Значит, подозревает. Он всегда и всех подозревает, а теперь у него гораздо больше причин подозревать именно Волчка. И, конечно, можно было воспользоваться любезным предложением Красена выдать его при случае, но Волчок посчитал, что случай пока не наступил.
А то, что он соврал Огненному Соколу, нестрашно. За это не обвинят в измене: Красен не только обладает властью, не только имеет бумагу, по которой его приказ может оспорить лишь Стоящий Свыше, – он чудотвор, почему бы простому гвардейцу не исполнить волю чудотвора из любви к Предвечному?
Мамонька поставила перед Волчком миску наваристого рассольника – он взялся за кусок хлеба, пристально глядя, чем она отвечает на взгляды Огненного Сокола. Лучше бы ей вообще на них не отвечать – чтобы не приваживать капитана Особого легиона в «Пескарь и Ерш». Волчок похолодел, представив, как Огненный Сокол заходит в трактир и видит Спаску на пороге кухни… А он ведь знает ее в лицо…
– Что смотришь недовольно? – улыбнулся Огненный Сокол, когда мамонька скрылась в кухне. – Жалко тебе? Или, может, ты ревнуешь?
– Она на мать мою похожа. Мне это… неприятно. Вы гвардеец, у вас власть – как она вам откажет?
– А с чего ты взял, что она мне откажет? Я что, мерзкий старикашка, по-твоему? И она не девица, чтоб ломаться.
Нет, мерзким старикашкой Огненный Сокол не был. Наоборот. Наверное, женщины за счастье почитали его внимание. Но Волчку почему-то казалось, что мамоньке он совсем не нравится.
– Уходите… – проворчал Волчок, потупившись.
– Что? – усмехнулся Огненный Сокол.
– Уходите. Мамонька не посмеет вас выгнать, потому что вы мне повредить можете.
– Ну-ну… А если я не уйду? Вот не захочу уйти и не уйду. – Огненный Сокол широко улыбнулся. – Что тогда ты будешь делать? За саблю схватишься? Давай! Я давно хотел посмотреть, что ты еще умеешь, кроме как красиво писать.
– Мне не победить вас саблей, и вы это знаете. Я могу лишь попросить – вы вольны выполнить мою просьбу, а вольны поступить по-своему. Но это мой дом, я здесь живу и еще раз говорю: уходите. Оставьте мамоньку в покое.
– Да ты никак сердишься? – Огненный Сокол рассмеялся. – Надо же, ты умеешь сердиться. А не боишься меня? Или думаешь, что дружба с чудотвором тебе поможет?
– Меня ценят и отличают, потому что я на брюхе не ползаю, и угождать любой ценой я вам не стану.
– Хорошо сказано. Но отвечу тебе по-дружески: это до тех пор, пока кто-нибудь не захочет посмотреть, как ты ползаешь на брюхе. А завтра тебе ой как понадобится дружба со мной. Только будет поздно. – Огненный Сокол поднялся, отодвинув тарелку.
