Я вышел за ограду, повинуясь внезапному желанию оказаться с Ним наедине. И прошел всего несколько шагов, когда на фоне черных туч увидел полупрозрачное, дрожащее, как мираж, видение. Его сдувал пронзительный ветер, размазывал по небу, но я разглядел девичий силуэт: девушка взялась рукой за тело свода (который я тоже видел отчетливо, хотя он и был прозрачен) и сдернула его с Обитаемого мира, как сбрасывают покрывало с постели. Я видел, как огонь хлынул в Беспросветный лес, как под напором ветров будто спички ломались деревья, я видел, как огненная река вспарывает мягкую породу будто тупым ножом, и чудовищным фейерверком летит вверх расплавленный камень, рассыпается мириадами капель.
И тогда оно захохотало. Нет, не от радости убийства Обитаемого мира, Оно хохотало надо мной. Над моим неверием в Его разум, над моим неверием в пророчества, в прикладное значение экстатического опыта. Слушая Его хохот, я не усомнился в смысле видения, будто этот смысл кто-то извне вложил мне в голову: свод рухнет по воле этой девушки, а не мрачунов, чудотворов, Врага или чудовища. И над этим Оно тоже смеялось – над многолетней работой в Ковчене, над моими попытками предупредить Обитаемый мир о грядущей катастрофе, над Танграусом и вторым его Откровением…
Я запомнил лицо той девушки – оно явилось мне слишком отчетливо и было изумительно красивым».
Горен торжествующе глянул на Изветена, который лишь поднял брови домиком в ответ.
– Судья, я уверен: это та же девушка, которую видел я.
– Только на основании того, что она тоже красивая? – продолжая глядеть на Горена с жалостью, переспросил Изветен.
– Не только.
– А что еще подтверждает твою уверенность?
Горен замялся и неубедительно проворчал:
– Я это чувствую. Я нарисовал ее портрет. Судья, не хотите взглянуть?
Он, не дожидаясь ответа, подошел к мольберту и повернул его к Йере. На предыдущей картине Йера больше интересовался профилем Йоки, а не нарисованной девушкой, а тут, увидев ее анфас, поразился вдруг сходству с лицом сказочника. Бога Исподнего мира. Предвечный, ведь именно на этой девочке Йока собирался жениться! Тогда, сидя в столовой за праздничным ужином, после выпитого вина, Йера счел рассказ Змая лишь милой шуткой…
– Изветен, отец этой девочки называет себя богом Исподнего мира… – пробормотал Йера. – И у меня есть основания предполагать, что он и есть Охранитель Врага, чудовище Исподнего мира. И именно его крылья, согласно второму Откровению, «взрежут непрочный щит».
Изветен посмотрел на Йеру скорей с укором, нежели с удивлением.
– Я не сомневался, что председателю думской комиссии известно многое… Но зачем же посвящать в это знание Горена? – вздохнул он огорченно.
– Наверное, потому, что его видения не просто фантазия… Я не могу объяснить, откуда эти видения берутся, но Пущен обратил внимание на пророчество о девушке. Он говорил, что оно не укладывается в логику остальных пророчеств Югры Горена.
– Поймите, судья, – чуть не взмолился Изветен. – Видение может соответствовать действительности, отражать как работу сверхсознания, так и воздействие мощнейшего эгрегора Внерубежья. Но толкование видений – это порочная практика. А потому в видениях нет никакого смысла, особенно для предсказаний будущего.
– Пущен снова начал употреблять морфин… – неожиданно для себя сказал Йера. После разговора с доктором Чаяном он обсуждал душевное здоровье Пущена с магнетизером.
