– Что?
«Я ЭТО слышала?!!!!» – внезапно он осознал, что ответ не был им УСЛЫШАН, а ПРОЗВУЧАЛ где-то в недрах его сознания. «Так, спокойно…» – уже имея некоторый опыт обращения со своими новыми ощущениями, Йорам попытался, задержав дыхание, успокоить неконтролируемую волну страха, всегда сопровождающую первые соприкосновения с ЭТИМ. Воздействие оказалось обоюдным и постепенно страх ушел из расширенных зрачков Леи.
– Ну вот, теперь ты знаешь…
– Когда это началось?
– Практически сразу, как только я очнулся после взрыва.
– И ты молчал?!
– Риторический вопрос. Как такое расскажешь?
– Да, наверное, ты прав. А знаешь, в последнее время я много думала о чем-то похожем. Может быть, это было твое внушение? Хотя, какая теперь разница?! Так вот, по поводу «холодно-жаркого»: «хорошо/плохо», «правильно/неправильно» – понятия, конечно относительные. «Хорошо» может быть только кому-то, «правильно» – для кого-то, но ведь говорим же мы: «ощущение правоты» – интуитивно имея ввиду некий абсолют. «Категорический императив» Канта? Бога? Кто знает… А главное, кто скажет, как мне теперь с этим жить? Одной?!!!
– Я вернусь. Т.е. я, конечно, не имею морального права ограничивать твою свободу, но я бы хотел знать, что смогу вернуться.
– Так ты бы хотел вернуться или хотел бы знать? А главное, как благородно с твоей стороны «не ограничивать мою свободу»! Скажи, этот сволочизм у вас, мужиков, в крови или достигается путем длительных и упорных тренировок?! Совесть хочешь успокоить, бойскаут? Не выйдет! А теперь отвези меня домой.
Всю дорогу они молчали, а потом так же молча, с каким-то почти «остервенением», словно прижатые друг к другу, если не чуждой, то уж во всяком случае, некоей чужой силой, «занялись любовью». А потом она заплакала. Но это было уже совсем «потом», под утро, когда дверь за ним закрылась…
Он знал, что они еще увидятся: «Ури, это Йорам. Я тебе о нем рассказывала. Йорам, это Ури, мой муж…». А еще он ЗНАЛ, что это ПРАВИЛЬНО.
– В январе-феврале 1921 г. в Петрограде проходил цикл литературных чтений, посвященных памяти Пушкина. В них принимал участие Александр Блок. Открывая цикл, некий чиновник хотел, видимо, успокоить творческую интеллигенцию, но запутался в отрицаниях и произнес, примерно, следующее: «Пусть не думают писатели, что они не встретят сопротивления со стороны новой власти в осуществлении своих начинаний». Блок, уже тогда понявший пророческую справедливость этих слов, выступил с ответной речью, сразу ставшей знаменитой и часто цитируемой: «Чиновники – суть наша чернь. Чернь вчерашнего и сегодняшнего дня. Пускай же поостерегутся от худшей клички те чиновники, которые намереваются направлять развитие литературы по каким-то своим руслам… мешая ей вершить ее тайное предназначение»
– Так в чем же «тайна предназначения» и что делаем здесь мы?
– Ну, если «весь мир – театр, а люди в нем актеры», в чем Шекспир (или тот, кто скрывался за этим псевдонимом) является и по сей день, безусловно, безоговорочным авторитетом, то мы – зрители, ибо театр без зрителей невозможен. Это целостность, ЭКЗИСТЕНЦИЯ, разрушаемая отсутствием любой из ее составляющих. Мы – четвертая стена, зрители, вершащие тайное предназначение этой Великой Целостности, ибо это в угоду нам лицедействуют «актеры»! А тайна заключается в том, что это в угоду им, актерам, мы плачем и смеемся, и аплодируем, если не совершенству реализации, то уж конечно – Величию Замысла!
