Страх и его слуга - страница 14



Независимо от того, добро это или зло. И они не могут предстать ни перед Богом, ни передо мной. Они боятся меня и еще по одной причине. И тут они правы. Они знают, что я хуже их. А такие, как они, боятся только тех, кто хуже их, разъяренные трепещут только перед более разъяренными, жестокие – только перед более жестокими, грешные – только перед еще более грешными.

– А есть ли смысл ждать дальше? – спросил я Новака.

– Нельзя ждать пунктуальности от людей, не соблюдающих закон, – ответил он мне мудро.

– Хорошо, – сказал я, – подождем, а пока выпьем еще по одной кружке пива.

Мы спросили еще пива, и, так как Новак очень внимательно слушал гуслара, я даже не стал пытаться продолжить разговор с ним, а принялся оглядываться по сторонам, не попадется ли здесь какая интересная душа.

Никого.

Я решил, что с меня хватит, и сказал Новаку, что надо уходить, ждать здесь больше нечего. Новак с недовольным видом поднялся, ему, видно, хотелось слушать гуслара и дальше, и мы направились к выходу. Я сказал ему:

– Обязательно установлю этот инструмент, гусле, в аду, потому что если и найдется кто-то, кто любит огонь, то этого звука он точно не вынесет.

Новак посмотрел на меня угрожающе, но ничего не сказал. К моему удивлению.

Но в дверях, как с неба свалившись, возникли два низкорослых человека, один кривоногий и усатый, другой лысый и усатый.

– Это ты – чегт? – обратился ко мне лысый. Он плохо выговаривал «р», и получалось на французский манер.

– Да, – ответил я и добавил только ради того, чтобы так же, как и он, произнести «р», – я – чегт.

– Тогда тебе иметь дело с нами, – сказал второй, кривоногий, но как обстоят дела с «р» у него, мне определить не удалось, он его ни разу не произнес.

– Это гайдуки?! – спросил я Новака, а он, мрачно глянув на меня, махнул рукой в сторону стола, и все мы сели.

6

Это мое число. Говорят.

Итак, мы четверо уселись за стол, и я первым проговорил:

– Послушаем рассказ.

– Спегва ггуши!

– Деньги давай.

Странно, казалось, они сказали совершенно разные вещи. Я выложил на стол кошелек.

– А теперь рассказ.

– Хогошо, газ хочешь… Дело было так…

Мы все придвинулись к столу и приблизили головы к рассказчику.

– Австгийцы послали сбогщика налогов в наши кгая, с ним было два солдата.

– Мне сообщили, что их было четверо, – поправил его я.

– Два, пять, какая газница. Мы знали, что и он, и его охгана любят выпить, и устгоили на них засаду гано утгом на догоге, где они должны ехать. Они всегда едут одной и той же догогой, эти сбогщики.

– Потому что это единственный путь, – вставил замечание второй гайдук, и опять без единого «р».

– Мы гассчитывали, что они будут с похмелья. А туман был, пгямо как сегодня… Не пойдут же они чегез поле… утго пгошло, а их все нет. Ждем. Вгемя за полдень, никого. Ну, мы двинулись к когчме. Глядим, лошадей нет. Значит, утгом они куда-то поехали.

– Мы удивились, – сказал второй, и опять без «р» или «г».

– Меня не интересует, удивились вы или нет, мне-то что. – Я попытался немного ускорить рассказ.

– Хогошо. Я ему говогю, они заблудились с похмелья в тумане. Будем их газыскивать?

– Будем разыскивать. – Ага, значит, все-таки «р».

– И мы отпгавились по догоге. Глядим налево, глядим напгаво. Идем и идем. А потом туман гассеялся. Засияла звезда…

Я никак не мог вспомнить, что говорил Шмидлин, какое время года было, когда исчез сборщик налогов.

– …пить хочется. Я говогю, давай вегнемся в когчму.