– Чудесное платье, брала в том бутике? – садимся за стол, а я перевожу взгляд своих расширяющихся зрачков с её лица на застиранную, шитую-перешитую одежду.
Все события вчерашнего дня картинкой проносятся позади моей спины. Мой день Рождения. Моё красивое платье. Мой шикарный стол. Мои «подруги». Мои 18. И эта старуха. Сморщенная, трясущаяся, словно побитая собака, и… безумно хохочущая так, что аж внутри передергивает. Откуда она взялась? С ужасом смотрю на её лицо. Оно будто пластилиновое – дотронуться, резко рвануть и обнажится новое. Седые волосы рваными прядями падают на грудь. Сглатывая, расширенными зрачками смотрю на её залатанную, свисающую на дряхлом теле, одежду. Женщина бросает на меня насмешливый взгляд и ухмыляется. Жутко от одной лишь улыбки.
Господи, закричать, прогнать её сейчас же. Я замахиваюсь и со всей силы бью. Стекло разлетается вдребезги, впиваясь осколками в кожу. Она не ушла. В куске разбитого зеркала я вижу её. Старуха. И эта старуха – я. ⠀
Губин Александр / @san_welder
Рассказ: «Алконавты»
Нож – лучший подарок!
Это точно. С ним домой идти было бы спокойнее. Острое как бритва лезвие, играющее на солнце зайчиками, рукоятка, удобно ложащаяся в руку, кожаная оплетка, вкусно пахнущая свободой. Обязательно должна быть гарда или крестовина – упор у основания лезвия, чтобы не вогнать нож вместе с рукоятью. И конечно же кровосток. Вернее сказать, дол. И хотя я знал его истинное назначение, кровосток мне нравился больше. Правильнее.
Я пришел домой из школы и с ужасом ждал вечера. Скоро начнется, опять. Этот кошмар, длиною в жизнь. Кажется, я буду жить в нем вечно, но судя по всему, совсем недолго. Слышен поворот ключа в замочной скважине. Внутри все сжалось. Сердце замерло, но пульсацию вен при этом на руке можно было видеть невооруженным глазом. Дыхание стало прерывистым, во рту пересохло, ноги подкашивались сами собой и сильно хотелось в туалет. Я жертва. Подопытный кролик. Раб. Кукла. Букашка. Я – его собственность. Покорная и всегда виноватая.
Все вокруг стало прозрачным. Мыслей в голове больше не было. Защищаться я не мог. Не имею прав. Ни на что. Я видел только ручку двери. Только бы не открылась. Только не сегодня. Только не сейчас… меня трясло. На миг я затаил дыхание. Услышал характерное покашливание, жуткое шарканье тапочек. Звук приближался. Дверная ручка со скрипом медленно стала опускаться вниз.
Я опускался на пол вместе с ней. Началось.
– Ты уроки сделал?
В нос ударил жуткий смрад перегара. Стало подташнивать. Голос дрожал.
– Да, конечно. – немного заикаясь, ответил я.
– А почему так небрежно?
Я получил первый подзатыльник. В голове зазвенело от обиды и боли.
– Я старался, правда.
Вместо ответа я увидел лишь ухмылку на его небритом лице.
– Доставай дневник, посмотрим, как ты старался.
Я полез в портфель и за спиной слышал это тяжелое дыхание и позвякивание пряжки ремня. Этот мерзкий, обжигающий звук лязгающего дешевого металла. Все тело покрылось мурашками. Руки тряслись все больше. Я уже знал, что будет дальше… терять (сжигать) дневник каждую неделю было нельзя. Так что сегодня будет очередное заклание.
Эта боль. Жгучая и несправедливая. Боль не от ударов и грубых слов, а от понимания, что он самый родной человек, от которого ты зависишь. Ты бессилен. Всегда не прав. Во всем виноват. Я вижу эти глаза, полные ярости и жестокости. Глаза животного, хищника, маньяка. Расширенные зрачки, взъерошенные волосы, растянутые треники и грязная вытянутая майка. Отец…
