– Ну как? – спросил Томаш, спускаясь. – Есть кто на орбите?
– Сплошной елдыш на орбите! – крякнул Насир. – Пустота! А вот вчера, помню, разлетались.
Томаш встал рядом и сунул руки в карманы. Ветер обдал его вонючим дымом из мазина.
– Странная, конечно, история с этой Айшей получается, – сказал Томаш. – Приспичило ей, понимаешь. Война же идёт. А если и не идёт, то скоро начнётся. Но деньги у меня заканчиваются, на космодроме вечно не проторчишь. А без денег нам тут с Ладой житья не будет. Так – хоть какой-то шанс.
– Остаётся главный вопрос, – зевнул Насир, – почему в это должен ввязываться я?
– Не ввязывайся. Я же не могу тебя заставить.
Томаш посмотрел на здания космодрома, которые переливались сигнальными огнями так, словно ожидалось прибытие целой флотилии кораблей – но никто не взлетал и не садился.
– Мутный ты какой-то сегодня! Я уж думал, сейчас как раз к слезливым мольбам перейдёшь.
– А что, это поможет?
Насир пробормотал что-то себе под нос.
В отличие от Томаша, он раньше летал на коммерческих бакарийских кораблях – однако, начав карьеру с должности второго пилота, закончил её во всевозможных чёрных списках, которые только есть на Бакаре. Это, разумеется, ставило крест на дальнейших полётах. Сам Насир не особенно любил распространяться о прошлом, хотя пару раз, налакавшись тинктурой, обмолвился, что не сходился, адыр его елдыш, характерами с руководством. Учитывая страстную любовь Насира посылать всех по малейшему поводу к херзац матерах, Томаша это ничуть не удивляло.
– Ты же знаешь, – сказал Насир, – я, кроме как летать, ничего толком не умею, а сейчас не до полётов, конечно. Но ваша затея мне не нравится. Что на этом грузовозе могло произойти – один елдыш знает! Как он вообще за пределами сектора оказался? Чего десять лет делал? Почему обратно повернул?
– Да всё, что угодно может быть. Гравитация, например. Притянуло его обратно. Или искусственный интеллект дал сбой.
– А если он ещё раз, как ты говоришь, даст сбой? Нас там не раскидает по всей галактике?
– Я же говорил. Чуть что не так – сразу возвращаемся. Риски определённые есть, конечно, но когда у нас без рисков было?
Насир несколько раз кивнул и присосался к трубке.
– Ты сам-то этой шармуте веришь? – спросил он сквозь дым.
– В смысле?
– На кой елдыш мы ей сдались? За такие деньжищи могла бы целую экспедицию снарядить вместо того, чтобы нанимать трёх алкоголиков на консервной банке.
– Одного алкоголика, – поправил Томаш. – И двух сочувствующих ему товарищей.
– Херзац тебя!
– Вообще ты всё правильно говоришь, только я ответы на эти вопросы не знаю. Может, не согласился никто. Она мне сказала, что организовать вылет гражданского бакарийского корабля сейчас не в состоянии, а нас выпустят, вроде как репатриация получается. Правда, я этой ерунде не верю ни разу. Тут каждый день, – Томаш прищурился, глядя на небо, – целый рой блох этих летает.
– А в чём дело тогда? На кой мы ей сдались?
– Не согласился больше никто.
– Даже за двенадцать миллионов?
Томаш не ответил. Насир выдохнул через ноздри искристый дым.
– Слушай, – сказал он, – а вдруг там другое что, а не этот елдыш потерянный?
– Что, например?
Насир пожал плечами.
– Я пока проблем особых не вижу, – сказал Томаш. – Прилетим, улетим. Стыковаться – это уже программа максимум. Мотаться на такое расстояние опасно, конечно, но нас вроде это раньше не останавливало.
