Объект Огарев скользнул по нему отстраненным, пустым взглядом. Со своей семьей он попрощался еще дома, когда за ним приехали в исполнение его контракта, а больше прощаться ему было не с кем. На священниках для объектов тоже экономили.
Юрий перевернул последнюю страницу акта приема-передачи. Словно ударил молотком судьи, объявившим приговор.
Так работала страховка. Чтобы гарантировать человеку эвакуацию из больницы, куда он по какой-то причине попал, страховая компания привозила объект замены со схожей медицинской картой, который и становился донором вместо страхуемого.
Объект требовался для соблюдения юридических формальностей в связи с условно упущенной выгодой больницы, которая могла бы использовать пациента в качестве донора. В случае его смерти. А смерть пациента была вопросом техническим, раз уж попал в больницу.
И вот, если с пациентом чисто формально еще не все было ясно (теоретически он мог бы и не умереть), то с объектом уже не было никаких разночтений: его везли для забора органов.
Это были добровольцы, которых совсем жизнь прижала и у которых не осталось выбора. Вернее, единственный выбор – идти на замену донора или в распределитель. А распределитель – это место, куда забирали должников, неплательщиков по кредитам. Там они работали практически за еду, пока не отрабатывали долги. При ипотечных суммах это было практически пожизненное… При этом их семьи лишались и кормильцев, а имущество изымалось в счет уплаты долгов.
Поэтому, чтобы не попасть в распределитель, многие и подписывали контракт на замену донора. Правда, для этого требовались еще нормальные органы, которые кому-то могли понадобиться. Это был единственный шанс выживания для их семей. И подписывающих такие контракты в последнее время становилось все больше.
После подписи Юрий поднес запястье для заверки чипом. Снова посмотрел на Огарева… Ну вот, уже не назовешь объектом. Интересно, что тот выберет? У него почка. В принципе, может жить.
Хотя многие на его месте предпочитали усыпление и безболезненную смерть, чтобы не тратить потом на лечение и уход на ними заработанные для семьи деньги за органы.
Доктор что-то вколол объекту, и санитары посадили того на каталку. Повезли к выходу. Действие препарата было мгновенным, пальцы правой руки Огарева разжались, и на пол рядом с Юрием упал брелок. Он поднял, выпачкался в чем-то красном. Пригляделся: кровь. Огарев так зажал брелок в ладони, что повредил кожу своими длинными ногтями.
Юрий протер большим пальцем дешевый пластик и увидел фото. На него серьезно смотрели девочка и мальчик лет пяти-семи. Он распрямился, чтобы отдать брелок владельцу, но каталка уже была у двери. Правая рука Огарева безвольно висела; на полу осталась пара капель крови. Юрий вопросительно посмотрел на доктора и охрану, но доктор брезгливо, а охранник равнодушно отвернулись, и Юрий положил предмет на стол рядом с бланком.
Затем встал. Старший приемной группы сказал:
– Все формальности соблюдены. Господин Левин свободен.
Юрий дождался, пока Левин подхватил, спотыкаясь, свой рюкзак, подбежал к нему и молча показал взглядом на двинувшегося к выходу своего первого бойца. Они выстроились цепью и пошли к лифту в сопровождении приемной группы.
Из головы не выходили пустые глаза Огарева и детские глаза на фото.
…А были еще случаи, когда родители сдавали детей. Неофициально, конечно, но спрос рождал и предложение. На черном рынке было все.
