Ленка извлекла из сумочки деньги, показала алкашам:
– Кукурузу я у вас покупаю. А деньги отдам Наталье Васильковой. Она хоть Лешу накормит. Давайте сюда. – И подруга конфисковала авоську.
– Подержи, Тань. – Ленка достала из сумочки полиэтиленовый пакет, переложила кукурузу в него.
Физиономии у Любки и ее сожителя сквасились, но спорить с учительницей сына они не решились. Тем более что эта учительница с милицией знается. Хорошо еще, что майку с юбкой не отобрали. И парочка решила побыстрее скрыться с наших глаз.
* * *
– И что ты с этой кукурузой делать собираешься? – усмехнулась я, когда мы направились в подъезд.
– Не знаю, – честно призналась Елена. И тут же предложила: – Давай Калякиным отнесем. Наталья сварит. Заодно и Лешка поест. Но послезавтра на педсовете я поставлю вопрос о лишении Стружкиной материнских прав. Она меня достала.
– Да, штучка уникальная. – Я решила поставить точку на обсуждении неправильного поведения госпожи Стружкиной и перевела разговор на интересующую меня тему: – Ну и как тебе роль сыщика, Елена Михайловна?
Ленкино настроение мгновенно переменилось в лучшую сторону, и она возбужденно затараторила:
– Тань, короче, я выполнила твое поручение и обошла все квартиры, расположенные напротив калякинских окон. Практически все, кто был в тот момент дома, говорят одно и то же. Блондинка в блестящей майке и красной юбке выбросила Настю из окна. Почти все, кто оказался свидетелем происшествия, обратили внимание на окна только тогда, когда Калякина закричала.
Я шумно вздохнула, ужасно разочарованная. Но моя славная подруга Ленка, несравненный мой Коломбо, подготовила мне сюрприз:
– Тань, ну, я же не сказала «все». Я сказала – «почти все». А это не одно и то же.
Я остановилась и взглянула на подругу. В ее глазах прыгали чертики. Она была жутко довольна собой, несмотря на то что пару минут назад убивалась по поводу ужасных родителей Лешки Стружкина.
– Там такой свидетель ценный есть! Умереть – не встать. Не сойти мне с этого места, если ты сейчас не подпрыгнешь до потолка.
Меня поведение подружки развеселило. Ленка так увлеклась детективным расследованием, что стала похожа на девчонку-сорванца.
– Уймись, Песталоцци. Педагогу не пристало так выражаться.
Ленка немного смутилась:
– Я же просто обрадовалась. Представляешь, звоню я в двадцать восьмую квартиру. Открывает брюнетка. Шикарная такая. Волосы роскошные. Прямо как киноактриса.
– Короче, Склифософский.
– Фу-у, Таня, какая ты зануда сегодня. Ты не даешь мне слова сказать, не позволяешь успехом насладиться. А если короче, то живет в этой квартире инвалид.
– Хм, то киноактриса с шикарными волосами, то инвалид.
– Дослушай сначала. Брюнетка – родственница инвалида. Она ему по хозяйству помогает. Я так поняла. А инвалид там постоянно живет. У него ног нет. Вот он сидит в инвалидном кресле и от нечего делать в окошко смотрит. Причем в бинокль. Как тебе это нравится?
– Ну?
– Что «ну»? Он видел, как злодейка перед убийством положила в кухне на подоконник магнитофон. Ма-аленький такой магнитофончик. А после убийства она его забрала. Не было никакой ссоры. Мистификация.
Так я, впрочем, и думала с самого начала. Не случайно женщина, которая решилась на столь дерзкое преступление, оделась так ярко. Для чего? Значит, хотела, чтобы ее запомнили. И знала, что в гардеробе Эммы такие вещи имеются. Так что скорее всего теперь бедную Эмму следует искать в бочке с цементом на дне Волги, к примеру. Или в каком другом, столь же малодоступном месте. Такая перспектива мало радовала. Впрочем, пока это всего лишь домыслы. Я на несколько мгновений задумалась и не слышала, что еще продолжала говорить моя подруга.
