Дверь открыл Коннор. Деа сразу поняла, что он ее простил, и радостно встрепенулась. Интересно, где-нибудь в уголке его подсознания еще мигает разноцветными огоньками «Извини»?
– Иисусе, – сказал он при виде Деа. – Входи, пока не утонула.
Он прикрыл дверь, и шум дождя стал приглушенным. В доме было прохладно и сумрачно – люстры еще не повесили, и лампы стояли замотанные в тонкий пластик, напоминая инопланетных птиц. Деа неловко застыла у двери, вдруг смутившись, что с нее капает на деревянный пол.
Но Коннор, похоже, не имел ничего против.
– Что, в Филдинге всегда такая классная погода? – спросил он.
– Скажи спасибо, что снег не метет. – Деа скрестила руки, и штормовка скрипнула, издав тихий пукающий звук. Деа быстро опустила руки. – В прошлом году Тоби выскочил во двор и чуть не замерз в сугробе. Хорошо, что у него такие длинные уши, а то мне бы его не найти.
Коннор захохотал так, что эхо понеслось по дому. Мебель еще не расставили, свернутые ковры лежали в углу, но Деа уже представляла, как будет выглядеть гостиная: обитые кожей диваны, потертые от многих лет просмотра «Суперкубка» и воскресного ничегонеделания; большой плоскоэкранный телевизор, немного продавленные, «освоенные» диванные подушки и множество семейных фотографий, торчащих, как сорняки, на всех тумбочках, книжных полках и над камином.
Деа достала из сумки айфон и подала, не глядя Коннору в глаза.
– Вот, прихватила нечаянно.
– Вот спасибо, а то я уже «Эмбер алерт» собирался объявлять. – Коннор стоял в спортивных брюках и мягкой футболке. Деа догадалась, что он в этом и спит, то есть она подняла его с постели. Тут она сообразила, что фактически была в постели с Коннором, и ей сразу пришлось подумать о чем-то другом. Ледяные кубики. Ядовитый плющ. Жаркая волна поднялась до корней волос. – Слушай, насчет вчерашнего…
– Я поэтому и пришла, – перебила Деа. – Я хочу извиниться.
– Необязательно, – отозвался Коннор.
– Нет, обязательно, – решительно отмела его снисходительность Деа. – Извини, я психанула. Мой отец любил дворовые распродажи, в детстве мы часто на них бывали. – Ложь получалась убедительной и быстрой, и Деа ухватилась за нее, выманивая в жизнь. – Вчера на меня что-то нашло…
– А что с ним случилось?
– Он умер. – Во рту появился скверный привкус, как от чего-то скисшего, несвежего, но от угрызений совести Деа отмахнулась – ее настоящий отец наверняка мертв, кем бы он ни был.
– Извини, – тихо сказал Коннор и коснулся ее руки. – У меня вот мама умерла. – Это прозвучало прерывисто, напряженно, будто он не привык произносить эти слова. Деа подумала о красивой женщине из сна, развешивавшей гирлянду на новогодней елке.
У нее мелькнула мысль – теперь у них есть нечто общее, но Деа сразу стало стыдно и тяжело. Что же она за дрянной человек такой?
– Мне очень жаль, – произнесла она.
– Спасибо. – Секунду Коннор стоял, неловко вертя айфон. Он был такой красивый в своих тренировочных штанах, что в голову лезли всякие глупости. Коннор поднял глаза: – Хочешь, теперь я свожу тебя на экскурсию?
– В качестве платы за вчерашнюю?
Он улыбнулся, и с его лицом снова произошла метаморфоза, словно сложился волшебный пазл: раз-раз-раз, и все идеально.
– Ну, самый большой в Огайо кукурузный лабиринт не обещаю, но можно насладиться прекрасными видами разнообразных коробок и ящиков.
– Интересно, – отозвалась Деа, радуясь возможности задержаться еще ненадолго.
