Страна Соболинка - страница 31



– Вставайте, пора ехать. Время пять часов. Я пошел разогревать уазик, а вы пока завтракайте.

Анатолий стал тормошить Шуру. Тот тоже, едва проснувшись, заметался по летней кухне:

– Жрать охота! Где твоя помойка? Есть сварила что-нибудь?!

Черноглазая, свернувшись калачиком, лежала на деревянном сундуке, у печки. Кастрюля с картошкой стояла на краю плиты. Приготовив пищу, девушка уснула, не в состоянии разбудить Анатолия. Не обращая на нее внимания, Шура схватил ложку, поднял крышку:

– Ух! Сейчас всю толченку проглочу!

Он сунул ложку, подцепил еду, открыл рот, хотел проглотить содержимое, да так и замер.

– Что это? – наконец-то вымолвил он, с удивлением рассматривая картошку, больше походившую на кусок глины, и тут же застонал заломленным сухим деревом. – Ты что, нас отравить хочешь?

Девушка вскочила от удара его ноги по ящику, испуганно поджала ноги. Ее взгляд выражал страх: неужели пришло возмездие?

– Ты что приготовила? – повторил Шура, протягивая к ней ложку с глиной.

– Картошку натолкла, – сообразив, что от нее хотят, ответила девушка.

– Почему она черная, в лохмотьях?

– Не знаю…

– Ты картошку чистила? – задал наводящий вопрос Толик.

– А что, надо?

– Ну, ты прикинь! Что за баба? Не баба, а курица! Картошку в мундирах натолкла! Ты что, поросятам пойло приготовила?

Шура кричал что-то еще. Анатолий странно смотрел на девушку: что, первый раз картошку видит? Черноглазая плакала от унижения.

Вскоре зашел Борис:

– Что за дела? – Узнав причину, захохотал: – Наелись?! – Показал пальцем на девушку: – Во! Все они такие, городские! Где вы ее подобрали? Ладно, я с собой сало с хлебом взял, в дороге перекусим. Хватит канючить, поехали! Что, ее тоже с собой? А может, по дороге выкинем? Проблем меньше… Нет? Тогда пусть лезет в мешок из-под комбикорма: мне проблемы не нужны, вдруг кто остановит!

Черноглазая подавленно пошла вслед за ними, послушно залезла в «таблетку», расположилась на мешках с комбикормом, отвернулась к окну, закрыла лицо ладошками, судорожно вздрагивая плечиками: пожалеть и заступиться некому, бежать некуда.

Анатолий сморщился, на душе заскребли кошки. Хотел успокоить, но постеснялся Бориса и Шуру.

* * *

Оскольчатый голец разорвал небо надвое. Колкий пик вершины растворился в бирюзовой неге бесконечного пространства. Острые грани горы насторожились черным жалом продутых ветром камней-курумов. Восточная сторона гольца опалилась бархатной пыльцой переливающихся лучей восходящего солнца. На западной еще не растворилась нежность холодного утра. Северный каньон заиграл мраморными всполохами зарождающегося дня. Чуть ниже, на поясе альпийских лугов, в тени заснеженного, сонного пихтача еще властвовала зимняя ночь. По неглубокому широкому логу, укутав существование смертельным одеялом покоя и вечности, стелился густой туман. Бесконечная игра – день и ночь – заполонила пространство первозданной тайги красками бытия продолжающегося времени. Так было сотни, тысячи лет, с тех пор, когда под натиском давления земли образовались грациозное великолепие молчаливых хребтов, и их самая высокая вершина, Оскольчатый голец, своими внушительными размерами возымел гордое влияние над ближайшими белками и перевалами.

Кедровая избушка Макаровых стоит на веселом месте – солнечной южной стороне Подковы. Ее двойное стекольное окно смотрит на юг, на Оскольчатый голец. Стоит обратить взгляд в окно, как величие и великолепие непоколебимой вершины будит сознание чарами красоты: взрывает сердце человека вдохновением, гордостью за единение с девственным уголком природы; душа так и стонет: «Мы никто по сравнению с этим миром!» Своим месторасположением промысловое зимовье обязано Ивану Макаровичу, отцу Макара Ивановича, который несколько лет искал место для избы по всему белогорью. Старый промысловик специально выбрал широкую луговую поляну с видом на голец: «Душу радует и погоду хорошо определяет». Только эти два объективных пояснения имеют второстепенное значение. Главное, здесь проходят миграционные пути соболя, проложены крестовые путики для ловли зверька, натоптаны богатые звериные тропы, выбиты природные солонцы на марала. А там, в недалекой чаще, между двух белков разлилось большое Рыбное озеро. Более полувека стоит тесненная толстостенная изба из шести кедровых накатов, и каждый год оправдывает себя добычей. По прошествии времени охотники два раза перекрывали колотую тесовую крышу. Ее равномерные, рубленные в новолуние, звенящие зрелостью сутунки до сего дня пахнут терпкой смолой. Гладкие, прибранные рубанком стены излучают в зимовье медовый цвет здоровья и долголетия.