Страна за горизонтом - страница 2
Триумфальная арка в честь первого президента Вашингтона венчает декадентский Гринич-Виллидж, приют литераторов, музыкантов и бунтарей, и открывает чуждую ему буржуазную Пятую авеню. Зимой 1917 года, взобравшись на арку, французский скандалист-дадаист Марсель Дюшан провозгласил Гринич-Виллидж независимой республикой американской богемы. Так «столица мира» обрела собственный «Монмартр» и свою культовую мифологию.
Нью-Йорк, несмотря на почтенные голландские корни, британское колониальное прошлое и определяющее влияние на историю Соединенных Штатов, город относительно молодой. Никакой архитектурной «седой старины» здесь нет и в помине. Исключение составляет чопорная английского классицизма часовня Святого Павла 1766 года на Бродвее, пережившая Войну за независимость, городские пожары, дикий капитализм и рухнувшие совсем рядом две башни Всемирного торгового центра после террористической атаки 2001 года.
В Нью-Йорке здания не живут долго. На обломках прошлого немедленно возводится что-то новое и грандиозное. Ильф и Петров отметили это по-своему: «Трудно поверить, но какие-нибудь семьдесят лет тому назад на углу Пятой авеню и 42-й улицы, на том месте, где за пять минут скопляется такое количество автомобилей, какого нет во всей Польше, стоял деревянный постоялый двор, выставивший к сведению мистеров проезжающих два многозначительных плаката:
А. Стиглиц «Гостиница Шелтон»
В 1809 году литератор Вашингтон Ирвинг сказал: «Города сами по себе и даже империи сами по себе – ничто без историка». В тот год Нью-Йорк, обогнав старые колониальные центры Бостон и Филадельфию, стал самым крупным по числу жителей городом страны и обрел своего первого летописца.
Большое яблоко начиналось юмористической литературой. Осенью 1809 года горожане увидели газетное объявление о пропаже пожилого джентльмена Дитриха Никербокера. Через три недели появилось новое объявление, тоже оказавшееся мистификацией, что хозяин гостиницы, откуда якобы пропал постоялец, продал в счет оплаты его долгов найденную рукопись Никербокера. Так увидела свет «История Нью-Йорка от сотворения мира до конца голландской династии». Прятавшийся под литературной маской Ирвинг оказался на редкость ироничным автором и даже эксцентриком, а в просвещенной Европе с удивлением обнаружили, что за океаном есть люди «с пером в руке, а не на голове».
Вашингтон Ирвинг, рассказывая побасенки из колониального прошлого, подарил городу ощущение себя как важного незавершенного произведения. Спустя полтора столетия архитектор Бакминстер Фуллер сказал, что в постоянном изменении Нью-Йорка проявляется смена статичного, ньютоновского видения мира новым, воспитанным на эйнштейновском понятии относительности. Из тех же, кто в начале века нынешнего писал об этом городе по-русски, наиболее образно высказался Александр Генис: «Рыжие эстакады надземки нарезали Манхэттен, как Рим – акведуки. Ветхие инсулы жилых кварталов наивно маскировали лепниной бедность. Орлы, латынь и лавры украшали муниципальные дворцы форума. Украв и присвоив старосветские образцы, Нью-Йорк склеился в дикое чудо без умысла и порядка, подчиняясь наживе и случаю. Благодаря архитектурной безалаберности одно здесь никогда не мешало другому. Поскольку Нью-Йорк не бомбили (до 11 сентября было еще далеко), новое росло на допотопном, как опята на сгнивших пнях».