***
Проснувшись поздним утром на земле, я осматриваюсь по сторонам и вижу, что нахожусь посреди парка. Неподалеку играют дети. Я проверяю свои карманы. Документы на месте, но деньги куда-то делись. В моей памяти мелькают обрывки событий прошлой ночи. Я вспоминаю, что вслед за первой бутылкой вина была еще одна, потом еще, а потом было еще что-то, но это уже остается за пределами моих воспоминаний. Я помню, как мы смеялись. Помню, как я пытался узнать, что значит надпись на ее щеке, а она отвечала:
«Пусть это останется твоим домашним заданием».
Помню, как мы смотрели на звезды, лежа на этом самом месте.
Взяв куртку с земли, я осматриваюсь, после чего иду к дороге. Мне нужно каким-то образом добраться домой, при том что в карманах пусто.
Впрочем, мне не привыкать.
Я направляюсь наиболее известным мне маршрутом, пролегающим сквозь весьма неприметный, но не лишенный своего очарования район, который был заселен когда-то научными деятелями и людьми искусства. Сейчас же он больше походит на гетто. В этих местах уже давно никто не ремонтирует своими руками детские площадки и не высаживает деревья, а все то, что осталось, выглядит не лучшим образом.
Краем глаза я замечаю справа какое-то движение в мою сторону. Присмотревшись, я различаю в приближающемся округлом пятне фигуру женщины.
– Думала, что больше никогда не увижу тебя! – доносится издалека.
Я оборачиваюсь и смотрю на приближающуюся ко мне тень.
– Тебя совсем не узнать! – говорит она, разводя руками.
Я перевожу взгляд на стену дома позади нее, где замечаю граффити – разноцветного пса, собранного из географических карт разных стран.
– Как же давно я тебя не видела! – восклицает она, подходя ближе. Она кладет руку мне на плечо и встает так близко, что я чувствую ее дыхание.
Я замечаю бомжа на другом конце двора. В руках у него блокнот и карандаш. Он делает какие-то наброски. Рядом с ним полупустая бутылка водки
– Очнись же! – не унимается женщина.
Я вскользь осматриваю ее изъеденное морщинами лицо, которое осталось таким же, как и много лет назад.
Бомж, отложив блокнот и карандаш, лезет в стоящий рядом контейнер с мусором. Он начинает копаться в нем, выбрасывая всякий строительный хлам.
Тяжелая рука, лежащая на моем плече, слегка отряхивает меня.
– Ты так изменился. Похорошел.
Я вижу, как бомж находит в контейнере банки из-под краски, цемент, шпатлевку и даже засохшие кисти.
Держась за мое плечо, женщина всем весом тянет меня вниз, от чего мне приходится слегка наклониться вбок.
Бомж открывает сначала одну банку из-под краски, потом другую. Он нюхает их, тычет пальцем и даже пробует на вкус, после чего морщится. Насыпав в каждую из банок немного цемента, он принимается отбивать засохшую кисть.
– Мне так тяжело теперь, когда я осталась одна, – вздыхает женщина. Она выжидающе смотрит на меня.
Бросив очередной взгляд на женщину, я замечаю, что она похудела.
– Как дела у Димы? – спрашиваю я.
Ее сухие глазницы расширяются, натягивая кожу тонкими дугами, а брови возносятся под платок, покрывающий седые редкие волосы. Она молча качает головой из стороны в сторону.
Мне вдруг становится стыдно за свой вопрос.
– Как ты поживаешь? – спрашивает она. Ее рука все ниже тянет меня к земле, словно пытаясь уложить.
Я вижу, как бомж, расстегнув ширинку, начинает мочиться в расставленные на земле банки. После чего, подняв с земли засохшую ветку, принимается перемешивать содержимое сначала одной, потом другой банки. Время от времени он проверяет консистенцию полученной смеси.
