– Сколько? Вас?
– Какие вы злые…, – протянул молодец, – пойду я от вас…
Сзади предупреждающе грозно зарычала прошляпившая врага Марфа.
– И собака у вас какая здоровенная… Глядите, я ведь богатырь, на части порву, если бросится!
Матвей спрятал шашку в ножны. Доложил:
– Один, похоже, этот дурачок. Тихо в лесу. Сразу убьем, или разбираться будем?
– Разберемся, – кряхтел я, слезая с седла, – что это за напасть неожиданная на нас навалилась среди бела дня.
Наша ватага уже окружила место событий.
– Нахальный какой-то, – недоумевал Иван, – наглый. Одному, с какой-то деревяшкой, напасть на вооруженный отряд! Смерти что ли ищет?
– Уже почти нашел, – отозвался боярин, легко спрыгивая с коня, – сейчас расспросим и убьем.
– Можно я его голыми руками? – деловито спросил ушкуйник, профессиональный убийца в Древней Руси. – Не разминался давно, отвыкаю.
– Эй, вы чего? – забеспокоился румяный силач, видя, что дело заворачивается не на шутку, – я ж так, попугать только…
– А мы напугались, – жестко ответил боярин. – Я воевода Тайного Приказа Великого Новгорода, и за дела эти тебя и запытаем! Мы шутить не любим! Отвечай быстро, песья кровь, кто послал? Кто научил на Владимира броситься?
Паренек заплакал, поняв, что с нами шутки плохи. О Тайном Приказе ходили пугающие слухи. Конечно, не НКВД и не СС, но все-таки!
– Никакого Владимира и не знаю…, я кушать сильно хочу…
Теперь мой несостоявшийся убийца скорее предпочел бы почувствовать на своем горле стальную хватку Марфы, чем отвечать за свои грехи перед грозной организацией.
Эх, горе ты мое горькое! Я сунул незнайке кусок пеммикана, дал сухарь.
– Владимир – это я. Не бойся, тебя не тронут. Как звать-величать?
– Емелька я, – весело хрустя сухариком представился новый знакомец, – а что за гадость вы тут едите?
Он отвел руку с пеммиканом в сторону.
– Кушай, сын мой, кушай, – поощрил его к действию святой отец, – это еда дальних народов. Она не очень вкусна, но сильно полезна.
После церковного одобрения сомнительного кушанья, Емельян вгрызся в него, как в просфору. Немного насытившись и глотнув воды из бурдюка, парень взялся рассказывать.
– Живем мы с матушкой в трех верстах отсюда в деревне Дубровка. Невелика деревенька, вся на три избы.
– Как у меня при лесопилке, – не утерпел Матвей.
Народ на него зашикал. Успеешь еще наболтаться. Емеля продолжил.
– Вчера пошел с утра в церковь, которая в селе Красный Яр. Село справное, большое, дворов много. Оно от нас далековато стоит, верст двадцать будет. Идти очень долго, поэтому пробежался по холодку. До поселка два часа, в церкви часок. Потом с девками отправился потолковать. Тамошние ребята не мешали, боялись со мной связываться. Торчал с девахами долго. Назад уж к вечеру подался. А Дубровки больше и нету! Спалил кто-то деревню, народ в полон угнали. Троих наших мужиков зарубили – сопротивлялись видно. Собак тоже порубали.
– Это охотники за рабами прошлись, – опять встрял неугомонный ушкуйник.
– Я голодный, как пес. В церковь не евши пошел, натощак, как и положено. В селе никто горбушки хлеба не дал – неурожай у них в этом году. Разбойники прошлись – ничего после себя не оставили! Тут калики перехожие подошли. Спросил у них хоть какой-нибудь еды. Заорали, клюшками замахали и ушли. А мне и идти-то некуда, родня вся в нашей деревеньке жила. Переночевал кое-как. С утра озлился, выстругал дубинку. Вот думаю, сейчас кого-нибудь встречу, напугаю – дадут покушать. А тут вы едете. Вот и попугал – сам еле жив остался.
