И тут же стремительно бледнеет, посмотрев на мои руки. Я тоже опускаю взгляд и вижу, как побелели костяшки на стиснувших чашку пальцах. Мне хочется расслабить их, но мышцы не слушаются. Челюсти тоже еле двигаются, поэтому приходится цедить сквозь зубы:
– Почему ты так о ней сказала тогда?
И мама кричит:
– Да за что мне это все?!
Она швыряет чашку на стол. Аккуратно, чтобы не разбить. Картинно прячет лицо в ладонях и глухо шепчет:
– Это все дед твой! Сволочь!
– Дедушка?
Я вспоминаю деда Гришу, большого, улыбчивого и доброго. Он-то при чем тут? Я повторяю вопрос вслух, и она отвечает между всхлипами:
– Не дед Гриша. Брат его, Володя.
Деда Вову я помню плохо. Он давно умер и редко у нас бывал.
Мама повторяет:
– Сволочь! Развлекался в этом своем Владивостоке, а мы теперь за него страдаем!..
* * *
Восемь часов в самолете – это два раза поесть, три криминальные драмы и много-много мыслей о том, что мне рассказала мама. А еще – изматывающая головная боль.
Я бы сразу из аэропорта заказал такси на Русский остров, но понимаю, что не выдержу, поэтому прошу улыбчивого китайца отвезти меня в гостиницу. Путь до нее – это семь с половиной песен МакSим, каждой из которых водитель гнусаво и с сильным акцентом подпевает. Была бы со мной Веселина – давились бы от смеха.
В номере уютно и пахнет соусом терияки, мне хочется перекусить. Усталость побеждает голод: я проваливаюсь в сон сразу же, как падаю на матрас. Мне ничего не снится.
* * *
На следующее утро, даже не завтракая, я беру такси. Не через приложение – договариваюсь с частником, что он будет катать меня весь день. С погодой везет, поэтому Русский мост мы проезжаем без проблем.
Часть, в которой служил дед Вова, выглядит заброшенной, но таксист настоятельно рекомендует мне не лезть через забор. Трижды рекомендует, после чего спрашивает, на кой черт меня вообще туда понесло, и я отвечаю ему, что в этой части служил мой дед.
А потом стою и ору на проржавевшую колючку, тянущуюся по верхушке забора:
– Веселина-а-а! Я пришел за Веселино-о-ой!
Складываю руки рупором и ору еще громче:
– Мой дед служил в этой части-и-и! Володя-а-а!
Мне никто не отвечает, и я возвращаюсь в машину. Таксист долго молчит, косится на меня с опаской и произносит:
– Полегчало?
Мне не полегчало. Я объясняю водителю, куда мы поедем дальше, и он принимается сопеть, задумчиво поглаживая руль. Он переспрашивает:
– Найти лису?
– Лису.
– Любую?
– Посмотрим.
Водитель сопит еще некоторое время и наконец принимает решение. В этом ему помогает купюра, которую я сую в его ладонь. Он пожимает плечами и откидывается на спинку сидения:
– Как скажешь. Лис тут пруд пруди.
Это я и так знаю из маминого рассказа.
Мы колесим по острову, сворачивая с асфальта на грунтовки и обратно. Несколько раз проезжаем мимо монастыря, и водитель задумчиво поглядывает на луковки куполов. Словно размышляет, не сдать ли меня монахам, чтобы бесов изгнали. Впрочем, озвучивать свои мысли он не торопится.
Мы обедаем в кафе на берегу моря, перекусываем за разными столами. Еда вкусная, Веселине бы понравилось. Может, она и обедает тут время от времени. Выходит из леса легкой походкой и с таким видом, что ни у кого не возникает никаких вопросов, заказывает порцию рыбы и протягивает кассиру пачку сочных листьев…
Мой взгляд беспрерывно скользит по лесу, подступившему к самому пляжу. Несколько раз мне кажется, что я различаю среди кустов что-то буро-рыжее, но это может быть и сухой листвой на земле. Поэтому я продолжаю есть, иногда кидая кусочки черному коту с белой грудкой. Кот благодарно мурлычет.
