Ему очень хотелось открыть медальон, увидеть их лица, но здесь было слишком темно, и он лишь сжал его крепче в руке. Горькая тоска сжигала сердце, слишком глупо так умирать. Он никогда не думал о смерти как о чём-то реальном, смерть всегда была рядом. Она жила на острие его меча, дышала ему в лицо ледяным ветром, когда он скрещивал клинок с более сильными и многочисленными противниками. Его гибель должна была быть быстрой, внезапной, он давно так решил. Решил, когда отказался от предложения Виолы, и наперекор себе встал на путь воина.
– Твоя сила в другом…
– Я знаю, но мне не нужна сила… мне не нужна победа….
Он с яростью огляделся – всё не так, почему вы медлите? Ему хотелось кричать и нестись сквозь чашу леса. Пусть вновь будет погоня. Зачем он уворачивался от арбалетных стрел? Зачем бежал? Всё могло закончиться по-другому.
Он никогда не уклонялся от боя с более многочисленными противниками, он искал таких встреч. За те несколько дней, что он провёл в обычном мире, покинув Вистольцу, слишком многие стали считать его сумасшедшим. Он не хотел такой славы, но когда шестнадцатилетний мальчишка с ледяным спокойствием отвечает на вызов задирающих его бывалых воинов, люди это запоминают. Особенно, если этот мальчишка одиночка, и ему не у кого искать защиты. На такое зрелище находится множество желающих посмотреть.
А после схватки в спину несётся даже не крик, шёпот: – Он сумасшедший, безумец, колдун… Ещё никто не назвал его умелым воином. Воины так не двигаются, не ступают обречённо под клинки во много раз превосходящих в силе противников, и не побеждают с таким безразличием и отстранённостью…. Он был чужаком в Вистольце, но вернувшись обратно, стал чужаком и в своём собственном мире. И для других и для себя тоже.
Они ждали его на развилке дорог, хорошо вооружённые, у многих было по два меча, из голенищ сапог выглядывали рукояти кинжалов, в руках арбалеты. На одежде никаких знаков отличия, но грудь закрывает лёгкая броня, обычно используемая солдатами. Наёмники. Ярси успел насчитать пятнадцать человек, прежде чем они вскинули арбалеты. Рука сама натянула поводья, конь встал на дыбы, разворачиваясь на месте, Ярси так и не понял, почему они не выстрелили, а дальше был рывок в чащу леса и безумная скачка между деревьев. Тогда он не захотел умирать как дичь, теперь выбора нет.
Ты был прав, отец, когда кричал вслед уходящему сыну, надеясь, что я услышу, – мне не будет возврата. Я услышал тебя. И никогда не вернусь, слишком поздно.
В первом же приграничном селении после выезда из Вистольцы он узнал, что король Мироса ищет своего сына. Об этом рассказывали в гостиницах и трактирах, на площадях трубили глашатаи. Говорили, что король Бортан тяжело болен, он не выходит из дворца, почти ничего не ест, он ждёт возвращения принца. Люди жалели великого правителя, не проигравшего ни в одной битве, и осуждали, покинувшего отца сына.
Зачем эта встреча отец? Ты сжёг всё дотла. Я был для тебя никем, мы все были никем для тебя, всего лишь оружием для достижения неведомых целей. Твои старшие сыновья погибли ради твоей победы, твоя жена умерла, защищая младшего сына, а я ухожу, потому что сам так решил. У тебя не осталось наследников, тебе никто не нужен. Ты умираешь в одиночестве, так же как я…
Ярси знал, что в его отце живёт безумие. Бортан не замечал своих близких, его целью была война. Он шёл на битву и побеждал, не считаясь с потерями, ему было все ровно, что умирают другие. Чужие жизни обрывались, а он жил, хотя сражался в первых рядах. Он принёс Миросу славу и богатство, о нём говорили только как о Великом короле Бортане. Великих не осуждают, им прощают всё. Но Ярси не смог простить, не смог простить ему смерти мамы.
