– Да.
– А… в каких случаях она срабатывает?
– Вот этого я не скажу. Не стану облегчать тебе жизнь.
Она блефует, вот стерва!.. Хочет казаться умнее, чем есть на самом деле. Распускает перья перед Кристианом. Окажись с ней рядом какой-нибудь другой мужчина, не такой наивный, не такой покладистый, совершивший пару-тройку дурных поступков и нисколько в этом не раскаивающийся… Окажись с ней рядом кто-нибудь из великих черных джазменов или даже Пол Скоулз, легендарный полузащитник, – разговор получился бы совсем иным.
Если бы они вообще захотели с ней разговаривать.
Но и у Кристиана кое-что имеется, и в свете этого «кое-что» узкий тоннель в подземелье оборачивается совсем другой стороной. Это не Кристиана заманили в ловушку – она придумана им самим, вот такая, с жижей под ногами, со стенами, которые кажутся гладкими лишь на первый взгляд. И светлое пятно впереди – вовсе не выход, а вход.
Кристиан поджидает жертву у входа. Жертвы всегда случайны, и на этот раз ему попалась темно-рубиновая шаль. Потом, когда все будет закончено, Кристиан сможет, если захочет, снять со стен пару ниток и унести с собой в качестве трофея. Но для начала нужно дождаться, пока жертва будет повержена. Исполосована выскочившими из стен орудиями смерти. Их острые края беспощадны, как острия ножей-серборезов. Интернет-ссылка на кошмарные в своей простоте и палаческой эффективности серборезы когда-то выбила Кристиана из колеи и долго не давала покоя, терзая воображение, – неужели сейчас удастся избавиться от них? Хотелось бы, вот только речь не о серборезах.
Совсем о другом – о фотографии Dasha.
Это ее края беспощадны. Палачески эффективны. Это они не оставят на теле жертвы ни одного живого места. Стоит только им показаться из стены (из портмоне Кристиана) – и жертве останется жить не больше минуты.
Сравнение с Dasha убьет ее.
Но Кристиан не торопится. Напротив, заманивает Анну все дальше и дальше в подземелье: своим идиотическим простодушием и мнимой покорностью.
– …Вообще-то я мечтаю стать джазовым музыкантом, – доверительно сообщил он. – Знаменитым саксофонистом. Я играю на саксофоне, да.
– И как?
– Что – как?
– Получается?
– Пока не очень. Совсем не получается. Но я стараюсь… – Впервые за вечер он сказал правду. Самую настоящую правду, гораздо более сокровенную, чем даже та, что его зовут Кристиан, что он работает курьером, что он был хорошим сыном и – до самого последнего времени – вполне надежным другом.
– Не думаю, что у тебя что-нибудь получится, – неожиданно заявила Анна.
«Стерва, – тоскливо подумал Кристиан. – Вот стерва!..» Мало того что она блефует, так еще и играет не по правилам. По неписаным правилам великовозрастных дурнушек, в которых сказано, что дурнушка должна поддерживать мужчину в любом его начинании. Быть лояльной — только так можно рассчитывать на снисходительное мужское внимание. Лояльность и понимание изо всех сил – вот тот магический кристалл… тот фильтр, густо замазанный вазелином: сквозь него мужчина начинает видеть дурнушку в ином свете. Почти красивой, ведь способность и готовность понять, поддержать и оправдать, если нужно, смягчает черты. И вносит существенные поправки в образ.
Кристиан не собирается выспрашивать у Анны, почему это она решила, что его мечта недостижима. Начать выспрашивать означало бы опосредованно признать правильность вывода. Он поступит иначе. Сделает то, что хотел; что давно нужно было сделать. И будет долго и с наслаждением смотреть, как под острыми краями фотографии
