Странные дела к югу от города - страница 2

Опустив голову, мама что-то бормотала, наверно, подсчитывала, сколько денег сегодня потратила, чтобы отчитаться потом перед папой, который во всем проявлял щепетильность. В общем, мама, занятая подсчетами, не заметила, как мы приблизились к «Хуэйвагуаню». Я шла за мамой следом и так засмотрелась на сумасшедшую, что сама не заметила, как остановилась. В это время взгляд сумасшедшей скользнул вниз, и она уставилась прямо на меня, словно пытаясь что-то прочесть на моем лице. Сама она была мертвенно-бледной, кончик ее носа слегка покраснел (наверно, от ледяного ветра), тонкие губы были плотно сжаты, но вдруг дрогнули. Она пару раз моргнула и заулыбалась, будто хотела что-то сказать. Отпустив косу, девушка протянула ко мне руку и поманила к себе. У меня по всему телу пробежала холодная дрожь. Будто зачарованная, я уже собралась сделать шаг навстречу манящей руке и улыбке, как вдруг мама обернулась и резко схватила меня за руку:

– Ты чего это?

– А? – Я словно пребывала в тумане.

Зыркнув на сумасшедшую, мама спросила:

– Ты чего дрожишь? Ты испугалась? Писать хочешь? Скорее обратно! – Она с силой потянула меня за руку и увела.

Когда мы вернулись домой, перед глазами у меня еще долго стоял образ сумасшедшей. А ее улыбка – ну не чуднáя ли? «Эй!» – окликнула бы я ее, если бы решилась с ней заговорить. Интересно, как бы она отреагировала? Погруженная в свои мысли, я не стала ужинать. К тому же я переела засахаренных слив. Однако мама после ужина сказала няне Сун:

– Инцзы, похоже, очень напугана.

Няня вскипятила воду и приготовила мне сахарный сироп, затем напоила меня им и отправила спать, велев хорошенько укутаться в одеяло…

Но вернемся к тому моменту, когда мама заплела мне косички и я с няней Сун пошла на рынок. Няня шла впереди, а я – за ней следом. Передо мной маячили ее отвратительные ватные штаны черного цвета, с ужасно толстыми и широкими штанинами, подвязанными на щиколотках. Мама слышала, что в Пекине служанки вечно всё воруют: украдут рис – и за пояс, рис падает в штанины, а чтоб он не высыпался наружу, штанины подвязывают. Уж не наш ли рис в просторных штанинах у няни Сун?

Проходя мимо постоялого двора, я заметила, что его чернющие ворота распахнуты настежь, а в проеме стоит жаровня, на которой что-то готовят родители сумасшедшей. Ее папу все звали «привратник Лао-Ван», потому что он сторожил ворота постоялого двора. Жила его семья в помещении, расположенном прямо рядом с выходом в переулок. Няня Сун не давала мне даже взглянуть на сумасшедшую, а сама только и делала, что шпионила и расспрашивала о ней – тайком от меня, разумеется, но я всё равно об этом знала. Сейчас взгляд няни Сун тоже устремился во двор «Хуэйаньгуаня». В этот же момент мама сумасшедшей подняла голову, и обе одновременно сказали: «Эй, вы как, кушали сегодня?» Папа говорит, пекинцы с утра до ночи бездельничают, поэтому в любое время суток, встретив на улице знакомого, интересуются только тем, поел ли он.

Выйдя из переулка, мы прошли немного на юг и оказались у колодца. Тут повсюду была вода, которая местами покрылась тонкой корочкой льда. Туда-сюда сновали тележки-одноколки. Каждый хозяин толкал свою тележку, вращая задом, поэтому раздавался такой отвратительный скрип, что хотелось зажать уши. Двое стояли прямо у колодца, доставали оттуда воду и переливали ее в огромную бадью. Наполнив бадью, воду за деньги развозили по домам. Недалеко от колодца жила моя подружка Ню-эр, одного со мной роста. Я остановилась у колодца и решила дождаться ее прямо здесь, а няне сказала: