Я сел за уроки, и это отвлекло меня от грустного. Через полчаса постижения коварной алгебры, источника ночных кошмаров, я огляделся, надеясь увидеть на столе, в привычном месте, пирожки и мандарины, но, к удивлению, ничего там не было. Странно! Я посмотрел по сторонам и заметил тарелку с одним пирожком и вазу для мандаринов на одной из полок шкафа. Ваза была пуста. Забывчивость не была подругой Никитичны. Пришлось вернуться к злополучной алгебре, в виде иррациональных уравнений ползущей по бумажным страницам. Перелистывая страницы задач и формул, боковым зрением я заметил метнувшуюся тень – я повернулся в её сторону и никого не обнаружил: комната была пуста.
Я взял тетрадь с учебником и сел на широкий подоконник: вид города с высоты действовал на меня по-особому, отвлекая и немного погружая в мечты. Медленно ползли автомобили, подобно рекам; прохожие по берегам городских рек тоже преодолевали неподвижность.
Кто-то стоящий на тротуаре вызвал во мне чувство любопытства. Я взял небольшую подзорную трубу с подоконника и стал наводить резкость: пожилая женщина смотрела на меня – я не мог этого не заметить, – её взгляд остановился именно на мне. Я ощутил подкативший страх и мурашки, ползущие по рукам и лицу, потом волну чего-то теплого и неприятного – лицо старухи расползалось в гадкой улыбке и беззвучном смехе, она подняла руку, тыча в меня пальцем. Я не мог отвести от неё взора, точно был околдован. Я видел её глаза и лицо – всё же остальное погружалось в белёсый туман.
Моя голова закружилась, тело обмякло, и сознание померкло…
Я пришел в себя лежа на кровати. Был вечер. Мать, с испуганным лицом, сдерживала слёзы:
– Что же это за напасти? Что случилось?
– Я видел на тротуаре старуху – она, как это ни странно, тоже видела меня и указывала пальцем. Я смотрел в её глаза и упал в обморок.
– Что-о? – закричала матушка, смотря на деда. – Я сойду с ума! Откуда она такая?
– Кто-кто? – передразнил дед матушкину интонацию. – Правнучка Вия какая-нибудь. Никитична, ты что слышала?
– Это всё чёрные мужи>30 околачиваются окрест. Те самые, которые вечор>31 за Ванюшей шныряли. Не унимаются. Днесь>32 они, чай>33, привезли Алёну Ивановну к стенам нашим, чтобы она им порассказала опосля>34, что о нас понимает. И как сюда прокрасться. Так я теперича>35 думаю… Серафима, ты же знаешь Алёну Ивановну! – обратилась Никитична к матери с волнением. Испытывая сильные чувства, Никитична переживала возвращение к уже давно забытому, архаичному языку.
– Так Алёна Ивановна – сущая ведьма? Не думала о ней так!
– Значит, так и есть. И ты в опасности, – утвердительно сказала Никитична.
– Ничего-то эта Алёна Ивановна не сделает. Руки коротки. Давно она захаживала сюда? – спросил дед.
– Две недели тому назад, – припомнила матушка.
– И что она тут оставила? – поинтересовался дед. – Живо вспоминайте!
– Вспомнила… Полную сумку яблоков>36! – отозвалась Никитична.
– Кто их ел? Осталось что? – спросил дед.
– Ох, я, дура старая, недоглядела! Перевела их все на начинку для пирожков и Ванюшу угощала свежими. И сама ела, – каялась Никитична.
– И я пробовала, – прошептала матушка. – Что будет с нами?
– А меня не угостили, ох, вредные женщины! Обошли? Где мой пирожок? Я один тут такой? Ага! – весело заметил дед, показывая, что не верит ни в какие чары.
– Никитична, ты говорила, что оставила мне пирожок, печенье и мандарины. Я нашел только пирожок и съел – ничего другого не было, – вспомнил я.
