Когда-то мама рассказывала ей, что одинокое дерево – это дерево Сатаны, и ни в коем случае нельзя садиться ни только на него, но и под него – злой дух не потерпит вторжения в свои владения. Тогда она, конечно, не поверила, но сегодня присутствие злого духа в дереве было трудно оспорить, и, похоже, он или танцевал, или делал утреннюю зарядку вечером. Сегодня дерево было одержимо.
В траве около дерева лежал человеческий череп. Он был белый, чуть светящийся в темноте, в пустых глазницах – яркая чернота, словно пристальный взгляд, клыки – загнутые и длинные, очень длинные.
Девушка вряд ли до конца осознавала, что это череп. Черепов принято бояться. Она не боялась, но и не питала особой любви. Также она не задумывалась, как он здесь оказался, где скелет, чей это череп: мужской или женский (а череп был женский) и почему он малость странноват. Тем не менее, она всегда с ним здоровалась. Поздоровалась и сегодня.
Вдалеке показался автомобиль. Она вряд ли увидела бы его, если бы не яркий дальний свет фар, четкие лучи которого протянулись далеко во тьму. Только сейчас девушка поняла, что уже стемнело, и ей стало страшно. Нет, она не боялась ни ночной степи, ни приближающейся грозы, просто она почувствовала чью-то руку на своем плече. Превозмогая страх, обернулась. То был Пограничник.
31.07.2004
Когда она, высокая, худая и несовершеннолетняя блондинка с короткой стрижкой и большим ртом, впервые появилась на пороге его изостудии, он не придал этому особого значения; но еще пары таких появлений хватило, чтобы она стала единственной героиней его мыслей и желаний.
Особого таланта к рисованию у нее не было, но она была очень старательной. Он хвалил ее за малейшее достижение.
Он долго мучился и боролся с собой, и однажды, когда на занятия в студию не пришел никто, кроме нее, эта внутренняя борьба повергла его к ее ногам. Он обнимал слабыми руками ее колени и говорил, какая она красивая, как он ее любит, и как ему одиноко, ужасно одиноко и страшно…
Она некоторое время молча простояла в растерянности, потом презрительно посмотрела на него и презрительно же отпиннула, как что-то противное.
– Если бы твой ребенок был жив, ты бы не был сейчас одинок! – сказала она, подхватила куртку и быстро ушла.
А он так и остался сидеть на полу. Домой он не пошел, а всю ночь проплакал навзрыд, вспоминая о ней и о девушке, с которой встречался лет двадцать назад, когда был студентом худграфа. Вспоминал, как когда-то сказал ей, что у них еще будут дети, что они еще успеют. Вскоре она возненавидела его и ушла. Тогда он думал, что еще успеет… Не успел…
А нерожденная шла по темным улицам быстрым шагом. Она была призрак, и с каждым шагом ее силуэт бледнел, и она все больше и больше растворялась во тьме. Чувствовала она себя отвратительно. Так противно ей не было с тех пор, как что-то оборвало ее еще не начавшуюся жизнь. Тогда она с тоской поняла, что никогда не станет высокой блондинкой без таланта, но со страстью к рисованию.
А еще она поняла, что бросит своего парня, тоже нерожденного, слишком уж он похож на этого учителя рисования и, думается ей, неспроста.
Нерожденные жили в небольшой пещере за городом. Как ни странно, но их было довольно мало для такого большого города и ряды их пополнялись не часто, в отличие хотя бы от призраков выпускников, умерших в ночь выпускного. Но в отличие от тех же выпускников жили они дружно и мирно, большинство из них давно все всем простили и никому не желали и не причиняли зла.
