– Крыса долго мне объясняла, но я не понимаю разницы. Там, откуда я, мы все одинаковые.
– А как же вы… Ну, да, ладно. Откуда ты?
– Я от туда, – призрак показал длинным пальцем вверх. Звездное небо было плохо видно сквозь ветки.
– А почему ты здесь?
– Я не люблю рассказывать эту долгую и грустную историю. С тех пор я и ненавижу яблоки.
– А откуда ты так хорошо знаешь язык.
– Я здесь очень давно.
– Слушай, а здесь девочка не проходила? Светловолосая, одетая в черное.
– Проходила. Мы с ней разговаривали.
– И куда она пошла.
– Туда.
– Вот, спасибо! Пойду к ней.
– Конечно. Заходи ко мне еще. Поговорим.
Физик побежал в указанном направлении. Из темноты сверкало много разных глаз, и слышались угрожающие шорохи. Он замечал их, но не придавал значения.
За деревьями что-то блестело, и вскоре физик увидел небольшой водоем – то был Зеркальный Пруд. На его поверхности лежали большие голубоватые лилии дивной красоты. Ему было жарко, и он присел у пруда и уже хотел зачерпнуть руками воды, но остановился. Дул легкий ветерок, но поверхность Зеркального Пруда оставалась абсолютно неподвижной.
Над Прудом склонялись деревья, в воде отражались яркие звезды.
Пруд был опасным местом, обычно вокруг него бродил волк-оборотень: поджидал влюбленные парочки, пришедшие за лилиями, и влюбленных-одиночек, стремящихся доказать свою любовь и приходивших за лилиями же.
Но для физика Пруд был почти безопасен: крыса здесь уже побывала и предупредила волка, чтобы не связывался с этим психом.
Физик осмотрелся вокруг: девушки и тут не было. Невдалеке он услышал пение. Старческий, но не лишенный приятности голос пел на безупречном французском «Я ни о чем не жалею» Эдит Пиаф.
– «Да, вы сговорились все, что ли? Что-то распелись все!» – подумал он.
Тем временем на берег Пруда вышла маленького роста старушка с корзинкой. В корзинке были цветы и травы, видимо лекарственные, источавшие одурманивающий запах. У старушки были ярко-красные, светящиеся в темноте глаза. Физик это заметил, но не придал значения.
Бабуля мило улыбнулась, обнажив четыре оставшихся зуба (и все – клыки).
– Здравствуй, внучек. Что, за лилиями пришел?
– Нет.
– Странно. Тогда сорви мне, пожалуйста, парочку, а-то мне тяжело нагибаться. Слушай, да ты весь в крови, черноглазенький. И кровь-то не твоя…
– Ну, да…
Он сорвал лилии.
– Спасибо. И для своей девушки сорви. Ей понравится.
– У меня… Я ее как раз ищу. Вы ее не видели?
– Нет. А она пухленькая?
– Нет, худенькая.
– А щечки румяные?
– Нет, бледные.
– Тогда я ее и видеть не хочу.
– Почему?
– Неважно. Лучше наклонись ко мне, я тебе что-то скажу… хотя, нет, не надо. Иди, ищи свою девушку. Может, найдешь, если ее еще не съели. До свидания, внучек.
– До свидания.
И он двинулся дальше. Ночной мрак медленно рассеивался. Ориентироваться на местности он давно перестал и теперь надеялся только на чудо.
Справа от него что-то блеснуло. Он повернулся в ту сторону – это были глаза. Снова светящиеся человеческие глаза. Только у бабушки светилась радужка, а здесь белки излучали мягкий свет. Глаза были темно-синие, почти черные. Он смотрел в них и не мог оторваться. В предрассветных сумерках четко обозначился женский силуэт. Кожа у нее была темно-синяя. На длинном платье и в волосах сверкали звезды. У нее была чарующая улыбка на темных, полных губах и эти глаза! Их манящий свет…
Он забыл обо всем, забыл, зачем пришел, только смотрел и смотрел на темный силуэт и лучистые глаза и знал, что теперь никуда от нее не уйдет. Она протянула к нему руки, он протянул руки к ней и шагнул вперед…
