Глава вторая
Цыганский Царь
Мельхиор Платов водил знакомство с множеством людей, однако он совсем не знал и никогда не встречал одного персонажа по кличке Цыганский Царь.
Цыганский Царь родился в Харькове, вырос в детском доме и о родителях своих не имел никакого представления, но кто-то сказал ему, что они – цыгане. Не найдя тому никаких доказательств, кроме этих слов, брошенных кем-то, этот человек поначалу назвал себя просто Цыганом, а затем стал именоваться Цыганский Царь – видимо, в силу того, что ему не чужда была мания величия. Никто из настоящих цыган не подозревал о том, что у них имеется царь, – Цыганский Царь с настоящими цыганами по жизни не пересекался и вообще редко покидал свою квартиру. Жил он в узком конструктивистском доме, кажется, в молодости был математиком, но заболел алкоголизмом, да еще в тяжелой форме, так что даже на мир чисел, уравнений он стал смотреть сквозь бутылочное стекло.
Под влиянием горячительных напитков Цыганский Царь так быстро деградировал и опустился, что даже соседи и собутыльники уже не называли его Цыганским Царем, а стали звать его сокращенно Це-Це, имея в виду те ядовитые проявления его распадающейся личности, которыми бывший математик наполнял свой конструктивистский дом. Впрочем, и сами соседи и соседушки попались так себе – все как на подбор жирные, мясистые (хотя постоянно жаловались на полуголодное существование), въедливые, склочные, самолюбивые и шумные параноики. Серый город Харьков лежал на их душах, как бетонная плита. В этом городе, казалось, никто и никогда не любил другого человека, все обожали только себя, ну еще, может быть, любили или ценили отдельные проявления реальности: кто-то ценил гантели, другой уважал мотоцикл или сало, третий неровно дышал к фотографиям юных обнаженных девушек, сосущих чей-нибудь хуй, пятый слыл филателистом или доминошником, шестой обожал спортзал, ну и, конечно, все любили деньги самой честной и искренней любовью, какая только случается. А вот Це-Це любил библиотеку. Книг птичьего и древесного типа, святых продолжателей дела листвы – этих книг он уже давно не читал, хотя именно они и населяли его самое любимое пространство – библиотеку технологического института (в народе – техноложку). Читал иногда электронные, хотя от экранчика у него болели глаза, а также порою, когда не случалось собутыльника, бухал под аудиокниги, под дебилистические голоса актеров-чтецов.
Тем не менее Це-Це почти каждый день приходил в библиотеку и сидел там в тишине, делал вид, что читает. Ему было хорошо среди книг, которых он не знал.
Выдавались периоды, когда совсем уж не было денег, и в те дни Це-Це оставался трезв. Трезвость действовала на него превосходно: его лицо, которое в пьяном состоянии казалось обосранным птицами, очищалось, в глазах появлялся свет, а на пухлых губах начинала блуждать шаловливая улыбка. К сожалению, это длилось недолго. Шаловливость улыбки и временная ясность мыслей – все это быстро приводило к новому опьянению. Пьяный Це-Це являл собой зрелище донельзя мрачное и отталкивающее. Из каждой поры его тела начинал сочиться странный, слегка инфернальный пот, глаза вылезали из орбит и наполнялись ужасом, все в нем раскисало и расклеивалось, дикая паранойя, подозрительность и страх овладевали им. Он забивался в свою комнату, где потолок напоминал географическую карту из-за сырых и ржавых пятен, образовавших сложнейший узор из островов, континентов и прочего. В этом состоянии Це-Це сидел за компьютером, вперясь невидящим взором в экранчик. Мертвенный синеватый свет освещал его лицо, казавшееся полновесным воплощением страдания.
