– Хорошо, – согласился он. – Лучше всех ситуацию сможет объяснить господин первый секретарь…
Зигфрид вопросительно взглянул на седого гундешманца, и тот торопливо кивнул.
– Сначала были люди и чилибанги, но у людей не было мвамбы, только чмоо, – пояснил он, сбиваясь на гундешманский язык.
– Постойте, уважаемый, – Зигфрид поморщился. – А нельзя ли по-русски?
Гундешманский он, в принципе, знал, но не настолько, чтобы вести на нем официальные переговоры.
– Извините, волнуюсь, – дипломат сильно шлепнул себя по щеке. – Все. Я в норме. Так вот, во времена освоения землянами дальнего подземелья…
– Внеземелья, – исправил Безногий. – Может, мы действительно пройдем в укрытие, выпьем чего-нибудь? Успокоительного.
Он уже понял, что ему практически ничто не грозит. Растерянность гуманоидов была глубокой и почти необратимой. Так, наверное, могли бы чувствовать себя земные фермеры, узнав, что к ним в райцентр прилетел натуральный архангел. Или ученые Всемирной Академии Наук, обнаружив, что Земля все-таки плоская и лежит на трех китах. В таких условиях Зигфрид, как некий хранитель ключей от ящика Пандоры, был для них одновременно и дьяволом, и спасителем. Если ему и грозила опасность, то она была не гундешманского розлива, а земная – в лице Аманды и ее тайных покровителей.
– Выпьем! – обрадовался Коврони. – Генерал, прикажите… транспорт.
– Тут идти-то… – Зигфрид взял обоих собеседников под локотки. – А по дороге вы мне будете рассказывать.
Чем дальше они уходили от ДКРа, тем более связной становилась речь перепуганного секретаря.
– Вам этого не понять! – страстно говорил он, брызжа мелкой слюной. – У людей на Земле никогда не было естественных врагов!
– А люди? – возразил капитан.
– Что – люди?
– Естественные враги у нас были всегда – мы сами, – пояснил Зигфрид.
– Нет, это совсем другое! – Коврони шел, слегка подпрыгивая от возбуждения. Поток слюны с каждым шагом и словом усиливался. – Вот представьте себе, что на вашей планете испокон веков жили бы не только вы и всякие там животные-растения…
– Еще насекомые, пресмыкающиеся, птицы и рыбы, – солидно добавил капитан. – И грибы…
– Да… Так вот не только они, но и, например… эти… ридли-скотты…
– Что за скоты? – удивился Безногий.
– Ну, такие все в слизи, в панцире, с зубами, когтями, хвостами… – Дипломат неожиданно сквасился и всхлипнул. – Алиане…
– А-а… – догадался Зигфрид. – Чужие? Нет, ну это же персонажи древних киномифов!
– А если бы жили?! – не унимался Коврони. – Начиная прямо с каменного века!
– Да… счавкали бы нас подчистую, – почесав макушку, согласился капитан. – Так что же получается, эти… мурлышки для вас такие вот естественные враги? А я думал, они из галактики Швах.
– Вот именно! – Первый секретарь вытер рукавом хлюпающий нос. – «Швах» на древнегундешманском означает «смерть»!
Они вошли в башню, и навстречу им тотчас выскочили белоснежно-зеленые официанты. Они усадили высоких гостей за круглый столик и поднесли напитки. Генералам – насыщенно-синий клоакианский абсент, пойло, строго-настрого запрещенное во всех цивилизованных мирах, а земному капитану высокий запотевший стакан водки. В соответствии с последними веяниями межзвездной моды в водке сразу плавала и закуска. Крошечные кусочки шоколадного концентрата и еще какие-то зеленые крупинки (по утверждению рекламы – со вкусом соленого огурца). Напиток был намагничен таким образом, что закусочное крошево кружилось, словно в калейдоскопе, образовывая различные правильные фигуры вращения: то спираль, то концентрические кольца, то бегущие по единой орбите шарики. «Дерьмо в вентиляторе» – так называл Зигфрид все эти питейные нововведения. Однако ортодоксальность личной культуры пития не мешала ему трескать на халяву все, что подавали. Предложи официанты синий гундешманский абсент или светящуюся марсианскую тектиллу – чистый яд для неподготовленного человека, – Зигфрид выпил бы предложенное, не моргнув глазом.
