Лейтенант Глущенко посмотрел на часы и нервно закусил губу. Соображал, что же делать. Докладывать о ЧэПэ или пробовать искать беглеца своими силами.
А может, Гаврилов не беглец, а убили его и забрали автомат!
Видя нерешительность взводного, я предложил:
– Товарищ лейтенант! Разрешите, мы сгоняем на хату Гаврилова? Тут рядом, пять минут ходу.
Глущенко побарабанил пальцами по стеклу, уложенному на письменный стол. Поморщил высокий лоб. И решил:
– Давай, Ильин! Бери своего земляка Пшеничного и беги! Одна нога здесь, другая там! Как у вас в станице говорят, шамером!
Этим самым шамером, почти ураганом, нас донесло до хатки, снимаемой нашим исчезнувшим земляком.
Ткнув гамкающего во дворе злобного пса под рёбра, мы забежали на высокий крылец. Постучали. И сразу, не дожидаясь приглашения, влетели внутрь.
За столом, горестно подперев руками седую голову, сидела древняя бабуля. Заслышав грохот наших подкованных копыт, она подняла маленькие глазки, утонувшие в глубоких морщинах.
– Никитишна! Славик приходил? – с порога выкрикнул я.
Старушка вздохнула и показала скрюченным пальцем на стену:
– Вона! Глянь!
На большом фото, прикреплённом кнопками к обоям, улыбалась юная очаровательная жинка нашего злобного Славика.
Хм! Ну и чего такого? Улыбается!
Ничего не поняв, я было повернулся к бабуле. Но что-то меня смутило на снимке.
Ах да! Посреди фото чернела маленькая дыра!
– Дыря! – подтвердила бабуля. – Славик прибёг, глянул у комнатку, а жинки нету. Записка токмо. Убёгла жинка до хутора. Не хотит, грит, терпети бой от паганава супружника.
– Так она чего, до хутора, к родителям, побёгла? – удивился я решительности молодой хуторянки.
– Знамо дело, до хутора! – вздохнула старушка. – А Славик и збесивси! Как стрельнёт у портрету! Грит, убью дуру! И побёг!
– Куда побёг? – воскликнул молчавший до того Коля Пшеничный.
– Знамо куда! На хутор к сабе!
Лейтенант, выслушав наши разведданные, начал бегать по караулке, как тигр в клетке. Голова его искрила от напряжения, выдавая «на-гора» единственную истеричную фразу:
– Твою ни мать!
Коля Пшеничный мрачно крутил головой вслед за тигриными прыжками лейтенанта. И, почесав затылок, предложил:
– Товарищ лейтенант! Гаврилов взял деньги у бабули. Но совсем мало. На частника-таксиста не хватит. Стало быть, поедет на автобусе. Надо бежать на автостанцию.
Лейтенант остановил свой нервный галоп и удивлённо посмотрел на странного курсанта:
– Пшеничный! Ты дурак, что ли? С автоматом – на автобус?! Ты чё! Скорее всего, захватит легковушку да ринется догонять свою жену. Сколько до его хутора по трассе?
– Ну, километров сто пятьдесят, ежли через Михайловку иттить. Город такой перед их Безымянкой.
Глущенко пожевал губами, наморщил лоб. И решил:
– Так! Едем на моём «Запорожце»! Ильин, Пшеничный, сдать оружие и за мной! Сержант Краюшкин, принимай командование на себя! Никому не докладывай!
Пока мы стремительно мчались, как черепахи, на стареньком пыхтящем «Запоре» по ночной трассе, Глущенко выспрашивал подробности о беглом курсанте.
Главным образом, интересовала его возможность уговорить бешеного Славика сложить оружие и не пострелять полхутора.
В городишке Михайловка мы заехали в местный отдел милиции, и лейтенант кратко обрисовал ситуацию. И попросил помощи в разоружении курсанта.
Сонный капитан долго таращил удивлённые глаза на странных военных, рассказывающих о вооружённом солдате. Не верил! По вскоре проснулся и начал действовать. Позвонив куда-то, он затребовал взвод из батальона Внутренних Войск, квартировавшего в городке.
