Страшнее смерти - страница 4

Он поднялся на ноги, пошагал в зал, загорланив песню: «Девять жизней у кошки, ворон живёт триста лет!» Но пение звучало фальшиво. Через притянутую за уши браваду, слишком отчётливо прорывались предательские нотки страха.

Оказавшись в зале, он угадал в сумраке очертания дивана. Осторожно, чтобы не задеть поваленные стулья и что-то там ещё, пробрался к нему, а пробравшись, с размаху плюхнулся задом на его мягкое и скрипучее брюхо.

«Посплю-ка я лучше, – сказал он самому себе, – довольно с меня».

Сказал это, и обмер.

Из чернеющего проёма коридора, ведущего на кухню, с неторопливой похоронной торжественностью, в зал вплывало лежащее на спине фосфоресцирующее тело. Оно невесомо висело в пустоте в каком-то метре от пола. Двигалось плавно, беззвучно; распространяя вкруг себя бледный сюрреалистический свет. Невозможно сказать состояло ли оно из мёртвой плоти или же из некой потусторонней призрачной материи. Это было тело женщины в короткой, прозрачной и тонкой ночной рубашке. Возможно, при жизни, формы тела этой женщины могли бы вызывать восхищение. У тела не было головы.

Оно вплыло в зал вперёд ногами, длинными, босыми и голыми. Сделало мягкий разворот по дуге, и двинулось к центру. Руки – сжаты и перекручены на груди, так, что казалась будто безглавая женщина пыталась от чего-то защититься. Тело мертво, недвижно.

Оно оказалось напротив дивана, застыло. Одна из его скрюченных рук, вдруг выпрямилась, взлетела кверху. Бледная, фосфоресцирующая, она помахала ему…

Нет сил кричать. Нет сил бежать. Да и куда бежать? Час Быка не выпустит его отсюда. Всё на что хватило остатков воли в этот миг, это потрясти головой и ущипнуть себя за ногу. Видение не уходило.

Это не галлюцинация!..

Безголовая покойница вовсе не приветствует его взмахами своей изящной тонкой руки. Она манит, она зовёт его за собой. И с обречённым отчаяньем он уловил, что некая сумасшедшая сила внутри него самого хочет последовать этому зову. Но он лишь ещё крепче вжался в диван. Он стал изваянием, он сам стал мертвецом, будто бы чувствовал, что его спасение сейчас в неподвижности.

Манящая рука взмахнула ещё несколько раз, и упала безвольной плетью. Через мгновенье, будто что-то внезапно вспомнив, вновь приняла своё скрюченное положение на груди. После чего, тело развернулось на месте на девяносто градусов, и в той же печальной торжественности последовало ногами вперёд в направлении дедовой спальни. Бело-зелёный призрачный цвет, которым тлела нежить, осветил противоположную стену, и проём в ней. И стало видно, что дверь в эту адову спальню широко распахнута. Тело вплыло в чёрную пасть проёма, и исчезло в ней, растворившись во мраке.

Неизвестно сколько времени прошло (минуты ли, часы?), пока он сидел, вдавленный в громаду дивана, покоряясь силе оцепенения. Сколько времени прошло, пока к нему возвратилась способность хоть что-то соображать? Жалкие попытки объяснить творящийся кошмар чем-то рациональным больше не посещали его треснувший по швам разум. Ему просто очень хотелось закрыть эту ужасную дверь. Но для этого надо было встать и сделать несколько шагов, туда, откуда через дрожащий сумрак веет зловонием – тем самым запахом смерти. Непосильная задача для того, кому страшно и шевельнуться.

Но инстинкт выживания, именно та слепая воля к жизни, сильнее. Она заставляет вновь и вновь встряхивать себя, и бороться, даже тогда, когда не знаешь с кем борешься и для чего. Сейчас он рывком встанет с дивана, в два прыжка доберётся до двери, нащупает в темноте её ребро, и со всей силы, что у него осталось, захлопнет эти врата в преисподнюю. После сдвинет сервант (что стоит у стены, где эта дверь, совсем близко) и устроит баррикаду. Он подопрёт эту баррикаду своим телом, навалится на неё, и, может быть, доживёт до утра…