Строго говоря, милой девушке Ирке и некоторым ее товаркам из посольства, торгпредства и аппарата экономического советника ехать в Каджурахо было совершенно необязательно, ибо они вряд ли познали бы там нечто новое. Задор молодости, благоприятный жаркий климат и обильное питание, в сочетании с возможностями, предоставляемыми сотнями холостых специалистов, следовавших через Дели на объекты российско-индийского сотрудничества, многочисленными делегациями из Москвы, не говоря уже о внушительном мужском потенциале загранучреждений в самом городе, делали личную жизнь Ирки и ее подруг столь напряженной и многообразной, что, право, им нечему было учиться у славных древнеиндийских безобразниц, изображенных на барельефах Каджурахо.
* * *
Не добившись признательных показаний от Ирки, советник решил предать дело о «склизких гениталиях международного терроризма» полному забвению. Он вспомнил, что и предыдущие руководители посольства, которых Андрей Андреевич знал в годы своей дипломатической молодости, также неоднократно подавали достойные подражания примеры мудрой административной сдержанности, сталкиваясь с такими проявлениями живой природы, как мелкое хулиганство на почве секса. Кроме того, ни уголовный кодекс, ни моральный кодекс строителя коммунизма, ни даже служебные инструкции не содержали четких карательных указаний на сей счет, что иногда позволяло руководителям безнаказанно допускать гуманность и даже либерализм. «Можно ли, например, оправдать пьяного молодого самца, пытающегося по ошибке вместо своей возлюбленной вступить в связь с престарелой дамой, вовсе того не желающей? Все зависит от обстоятельств проявления половой несдержанности», – степенно размышлял советник, вспоминая эпизод, случившийся в посольстве многие годы тому назад.
В тот роковой день в Дели пролетом в Мадрас для участия в каком-то востоковедческом семинаре прибыла престарелая профессорша из Питера. Ее рейс в Мадрас должен был отбыть на следующий день, и ученую бабушку следовало пристроить где-нибудь на ночь. Денег на гостиницу в городе у нее не хватало, свободных квартир в жилом городке посольства не оказалось, а посему научного сотрудника разместили на постой к одной молодой машинистке, забыв сообщить ей об этом.
Машинистка, как на грех, задерживалась в посольстве до позднего вечера, печатая очередное обращение ЦК КПСС к братским партиям о решимости СССР «бросить на чашу весов свой могучий потенциал» по какому-то важному поводу, так что уставшая с дороги бабушка в полном одиночестве быстро жевнула пару бутербродов, может быть, даже приняла душ, погасила свет и завалилась спать на свободную кровать, предвкушая, как завтра она поразит своих мадрасских коллег какими-нибудь новыми смелыми гипотезами об исторических корнях стратегического партнерства между Индией и Советским Союзом, например, о том, что Рюрик, Трувор и Синеус, оказывается, пришли на Русь не из чуждой русскому народу Скандинавии, а из дружественной Индии. «Или наоборот? Сказать им разве, что их любимый основатель древнеиндийского царства император Ашока на самом деле внебрачный сын русского князя Рериха Неглупого, совершившего в свое время дружеский налет на Гималаи? То-то они обалдеют! А вот ежели потом эту самую идейку подать в Москве на самый верх, то может, панимашь, получиться очень даже судьбоносно и знаково!» – грезила бабушка, погружаясь в сон.
