Страсть Северной Мессалины - страница 12

– Ваше сиятельство, так ведь это по вашему разумению все ладно выходит. А может, государыня на меня и глянуть не пожелает?

– Вот это я и намерен узнать нынче же! Я тут для Эрмитажа несколько картин приобрел. Ввечеру внесут их на «собственную половину».[5] Тебя определяю их сопровождать. Посмотрим, что государыня скажет, на тебя поглядев.

– А она… а как она угадает, я-де… я, это, не просто так с картинками…

– Милый ты мой! Она – угадает! И не сомневайся даже, на что хошь пари держать готов – она уже сейчас знает, о чем я с тобой говорю. И это при том, что я ей ни словом не обмолвился.

– Каким же образом?

– Такая вот она у нас… угадливая. Тебе это еще предстоит изведать. Имей в виду на будущее, коли все удачно сложится: не моги от нее ничего таить, лучше сразу, ежели провинишься, не лги, не отмалчивайся, а правду-матку режь, в ножки падай и прощенья проси. Куда хуже будет, если она что-то про тебя угадает! Тогда пойдут клочки по закоулочкам, да уж поздно будет. Ладно, дай бог, все сладится полюбовно, а пока готовься картины нести в ее покои.

Императрица слабо усмехнулась. Какая она была глупенькая! Какая она была глупенькая и неопытная. И совершенно невинная.

Это теперь она знает о мужчинах, кажется, все, а тогда и в голову прийти не могло, что происходит с ее супругом.

Она и вообразить не могла, что ее супруг, великий князь Петр Федорович, страдает небольшим телесным недостатком, который можно было бы устранить минутной операцией. И после этого ему ничто не мешало бы исполнить супружеские обязанности. По странному совпадению, приблизительно в то же время таким же недостатком страдал и другой король – повелитель Франции Людовик XVI. И это доставляло немало неприятностей его жене – Марии-Антуанетте, заставляя ее проводить ночи с бесполезным и унылым супругом, а днем томно поглядывать на молодых и красивых дворян (что, между прочим, во многом определило ее трагическую судьбу!).

Конечно, и Екатерина была не без глаз. Она давно, еще до свадьбы, усвоила, что белый свет вообще и придворный круг в частности просто-таки переполнены молодыми людьми, которые в десятки и сотни раз красивее, любезнее, веселее ее мужа. И все-таки поначалу она искренне старалась быть преданной, хорошей женой. Но вскоре поняла: если она полюбит этого человека, великого князя Петра, если станет домогаться его благосклонности, привяжется к нему, то сделается несчастнейшим созданием на земле. «По характеру, каков у вас, вы пожелаете взаимности; но этот человек на вас почти не смотрит, он говорит только о куклах и обращает больше внимания на всякую другую женщину, чем на вас; вы слишком горды, чтобы поднимать шум из-за этого, следовательно, обуздывайте себя, пожалуйста, насчет нежностей к этому господину; думайте о самой себе, сударыня!» – внушала она себе.

А потом Екатерину вдруг посетила новая мысль: «Я никогда не буду любить того, кто не платит мне взаимностью!»

Сначала она испугалась этой мысли, ибо та означала, что Екатерине, быть может, придется остаться в одиночестве. А потом испугалась еще больше – потому что мысль эта означала готовность Екатерины любить иного человека, не мужа…

И Екатерина порадовалась, что пока такого человека рядом с ней нет. Уж конечно, это не красавец Андрей Чернышев. Он был мил, но прост; к тому же его выгнали из дворца только лишь за то, что Екатерина как-то разговорилась с ним, стоя в дверях своей спальни. Только потом ей стало известно, что камергер граф Девиер, который увидел это и доложил императрице, давно имел тайный приказ следить за Чернышевым. Андрей пострадал из-за своей порядочности, которой не перенес великий князь. Любитель рискованных глупых забав, он давно заметил потаенную нежность Чернышева к Екатерине и всячески подзуживал своего камердинера, чуть ли не вынуждал его подстеречь Екатерину – и… На этом месте великий князь Петр нервно потирал руки, глаза его начинали похотливо блестеть. Сначала Чернышев просто отмалчивался, поскольку знал, что господин у него с придурью. А потом не выдержал и сказал, что Екатерине Алексеевне суждено стать великой княгиней, а вовсе не госпожой Чернышевой.